Оставь! Уйти я должен с ним сейчас.
Ему я слово дал. Отец мой слышит нас.
Уж лучше вам отнять тигренка у тигрицы,
Чем у меня того, с кем жизнь успела слиться!
Вы знаете ль, кто я? Жалела я всегда
И вашу седину и дряхлые года;
Была я девушкой невинной и покорной,
Но гневом и слезой сверкает взгляд мой черный.
Вы видите кинжал? Бесчувственный старик,
Иль уж не страшен взгляд, что в сердце вам проник?
Смотрите же, дон Руй! Из одного мы рода.
Вы — дядя мне. Но пусть у нас одна природа —
Супруга моего коснуться я не дам.
Ах, я у ваших ног! Явите милость нам!
Прощенье, о сеньор! Я женщина, слаба я,
Теряю силы я, насильно уступая,
Молю пощады я у ваших ног, в пыли!
О, если б сжалиться над нами вы могли!
Что слышу, донья Соль?
О, сжальтесь! Мы в Кастильи
Все резки на словах. Когда б вы все забыли,
Вернули мне его! Ведь не были вы злым!
Пощады! Вы меня убейте вместе с ним!
Я так его люблю!
Да, слишком!
Эти слезы...
Нет, нет, я не хочу, чтоб те сбылись угрозы,
Чтоб умер ты. Нет! Нет!
Он будет невредим —
И вас я полюблю, быть может.
Вслед за ним?
Остатками любви и дружбою небрежной'
Хотите вы смирить порыв страстей мятежный?
Он лишь один вам мил! И счастлив он вполне.
А я? Иль, мните вы, приятна жалость мне?
Все будет у него: любовь, душа, корона.
Вам на меня взглянуть позволив благосклонно,
Он может, чтоб мою тем успокоить грудь,
Вам слово разрешить несчастному шепнуть,
Бродяге, что ему уж надоел немало,
С презрением плеснет остатки из бокала.
Бесчестие! Позор! Нет, надобно кончать.
Ну, пей!
Я слово дал. Хочу его сдержать.
Скорей!
О, подожди! Внемлите мне вы оба.
Нет, ждать я не могу. Уж он стоит у гроба.
Мгновенье, о сеньор! Как жестоки
сейчасВы оба! Слушайте, что
я хочу от вас.Мгновенье — вот и все, что женщине здесь надо,
Позвольте же сказать, что для души отрада,
Что в сердце у нее! О, дайте же сказать!
Я тороплюсь.
Зачем так сердце мне терзать?
Что сделала я вам?
Ах, плач ее — терзанье!
Мне многое сказать вам надо на прощанье.
Пора!
О дон Хуан, излиться дай душой,
И делай все тогда, что хочешь...
Мой он, мой!
Когда две женщины решают дело чести,
Нам мужество искать в другом уж нужно месте.
Поклялся хорошо ты головой отца, —
Пойду к нему, чтоб он узнал все до конца!
Прощай!
Остановись!
Мне ль отступить с позором?
Мне ль быть обманщиком, изменником и вором?
Иль хочешь, чтоб я шел, куда глаза глядят,
С клеймом на лбу моем? Отдай, верни мне яд,
Верни его — молю всем сердцем, всею страстью!
Ты хочешь?
Пей теперь!
Как? И она? Несчастье!
Возьми его.
Старик, смотри, как ты жесток!
О милый, для тебя тут есть еще глоток!
Ах!
Ты бы ничего мне не оставил в склянке.
Не знаешь сердца ты супруги-христианки,
Не знаешь страсти той, в чьих жилах Сильвы кровь.
Я первой выпила. Пей ты, моя любовь!
Пей, если хочешь...
О, что слышу я, несчастный!
Ты этого хотел.
Но эта смерть ужасна!
Нет, нет!
Но этот яд — прямой к могиле путь.
Не вместе ли должны мы в эту ночь заснуть?
А где — не все ль равно?
За клятвопреступленье
Вот месть твоя, отец!
О, страшные мученья!
Отбрось скорей флакон!.. Ах, я схожу с ума!
Остановись, Хуан! В той склянке смерть сама!
Дракон, стоглавый яд, в какой-то дикой страсти
Растет в груди моей, мне сердце рвет на части!
О, можно ль так страдать? Весь ад в душе моей!
Ах, что со мной сейчас? Огонь! Огонь! Не пей!
Нет, ты не вынесешь!