6) И последнее, о людоедстве в России. Это рассказал Всеволод Иванов – «Полой (почему – не белой?) Арапией. Еще три месяца скинуты со счетов, – в третьем углу России». –
– Всеволод Иванов рассказал, как сначала побежали крысы, миллионы крыс: «деревья росли из крыс, из крыс начиналось солнце». Крысы шли через поля, деревни, села. «Жирное, объевшееся, вставало на деревья солнце». Тучными животами выпячивались тучи. – Оглоданные земли. От неба до земли худоребрый ветер. От неба до земли жидкая голодная пыль»… «Крысы все бежали и бежали на юг». Тогда крыс начали бить, чтобы есть. Их били камнями, палками, давили колесами телег. «К вечеру нагребли полтелеги». Заночевали в поле. «Наевшись, Надька сварила еще котелок и отправила с ним Сеньку к матери, в деревню». Вернулся он утром, – подавая котелок, сказал:
– «Мамка ешшо просила».
Крысы шли через поля, деревни, села. На деревне, в избе крысы отъели у ребенка нос и руку. «За писком бежавших крыс не было слышно плача матери». Потом пришел сельский председатель: пощупал отгрызенную у ребенка руку, закрыл ребенка тряпицей и, присаживаясь на лавку, сказал:
– «Надо протокол. Може вы сами съели. Сполкому сказано – обо всех таких случаях доносить в принадлежность».
«Оглядел высокого, едва подтянутого мясом, Мирона».
– «Ишь, какой отъелся. Може он и съел. Моя обязанность – не верить. Опять, зачем крысе человека исть?» –
Потом побежали люди. «Жирное, объевшееся вставало солнце. Тучными животами выпячивались тучи. – От неба до земли худоребрый ветер». – И была еще – тишина. Надька – «плоская, с зеленоватой кожей, с гнойными, вывернутыми ресницами» – говорила Мирону:
– «Ты, Мирон, не кажись. Очумел мужик, особливо ночью – согрешат, убьют… Ты худей лучше, худей».
– «Не могу я худеть, – хрипел Мирон. – Раз у меня кость такая. Виноват я? – Раз худеть не могу. Я и то ем меньше, чтобы не попрекали. Омман один это, вода – не тело. Ты щупай».
– «И то омман, разве такие телеса бывали? Я помню. А ведь не поверют – прирежут, не кажись лучше». –
Вскоре, когда пошли, все лошади передохли: «Кожу с хомутов съели».
«Раз Надька свернула с дороги и под песком нашла полузасохшую кучу конского кала. Сцарапнула пальцем полузасохшую корку, позвала Егора:
«– С овсом… Иди». –
«Ночью Мирону пригрезился урожай. Желтый, густой колос бежал под рукой, не давался в пальцы. Но вдруг колос ощетинился розоватыми усиками и пополз к горлу… – Здесь Мирон проснулся и почувствовал, что его ноги ощупывают: от икр к пахам и обратно. Он дернул ногой и крикнул:
«– Кто здесь?»
«Зазвенел песок. Кто-то отошел. Проснулась Надька.
«– Брюхо давит.
«– Щупают… Мясо щупают.
«– Умру… Мне с конского… давит. В брюхе-то, как кирпичи с каменки каленые… И тошнит. Рвать не рвет, а тошнит комом в глотке. Тогда закопай.
«– Выроют.
«Надька умерла. – Перед смертью Надька молила:
«– Хлебушко-то тепленький на зубах липнет, а язык-то… Дай, Мироша, ей Богу не скажу. Только вот на один зубок, хмм, хи… кусочек. А потом помру, и не скажу все равно.
«Деревня поднялась, двинулась.
«– Схоронишь? – спросил Фаддей, уходя. –
«Поодаль на земле сидел Егорка, узко-головый, отставив тонкую губу под жестким желтым зубом.
«– Иди, – сказал ему Мирон. – Я схороню.
«– Егорка мотнул плечами, пошевелил рукой кол под коленом. Сказал:
«– Я… сам… Не трожь… Сам, говорю… Я на ней жениться хотел… Я схороню… Ступай. Иди.
«У кустов, как голодные собаки, сидели кругом мальчишки.
«Егорка махнул колом над головой и крикнул:
«– Пшли… ощерились… пшли.
«Пока он отвертывался, Мирон сунул руку к Надьке за пазуху, нащупал там на теле какой-то жесткий маленький кусочек, выдернул и хотел спрятать в карман. Егорка увидел и, топоча колом, подошел ближе.
«– Бросай, Мирон, тебе говорю… Бросай… Мое… Егорка махнул колом над головой Мирона. Тот отошел и бросил потемневший маленький крестик. Егорка колом подкинул его к своим ногам.
«– Уходи… мое… я схороню… – в лицо не смотрел, пальцы цепко лежали на узловатом колу.
«Мирон пошел, не оглядываясь. Мальчишки, отбегая, кричали:
«– Сожрет. – –
«Жирное, объевшееся, вставало на деревья солнце. Тучными животами выпячивались тучи. – Огненные земли. От неба до земли худоребрый ветер». – –
ОТКРЫТА
Уездным Отделом Наробраза вполне оборудованная
– – БАНЯ – –
(быв. Духовное училище в саду) для общественного пользования с пропускной способностью на 500 чел. в 8-час. рабочий день:
Понедельник – детские дома города (бесплатно).
Вторник, пятница, суббота – мужские бани.
Среда, четверг – женские бани.
для взрослых – 50 коп. зол.
для детей – 25 коп. зол.
УОТНАРОБРАЗ.