Читаем Том 2. Машины и волки полностью

– Этот тесный город, куда приехал Разин, был рядом с Москвой, он не считался голодным. Дом напротив, как запаленная лошадь, из которого давно уже ушли вместе с барахлом купцы, – за зиму потерял крышу. Направо и налево, через один дом, в двух не ели хлеба и жили на картошке. Через дом слева жил паспортист с женой и дочерью-гимназисткой, который был паспортистом и при монархии, и при республике. Дочь-гимназистку звали Лизой, ей было пятнадцать лет, шел шестнадцатый год, она была как все гимназистки. А рядом в доме, в подвале, жил «сапожник Козлов из Москвы» – Иван Александрович, по прозвищу Калистратыч, – жил много лет с женой – Дашей-поломойкой, детьми, шпандырем и самогонкой; на лоб, как подобает, он надевал ремешок, и было ему за сорок: – ну, так вот, Калистратыч, не прогоняя даже жены, взял себе в любовницы Лизу, за хлеб, за полтора, что ли, пуда; Даша-поломойка раза два таскала всенародно Лизу за косы, тогда Калистратыч таскал – тоже всенародно – Дашу-поломойку, а мальчишки с улицы кидали во всех троих камнями. – Через дом справа жил телефонный надсмотрщик Калистрат Иванович Александров с женой, четырьмя детьми и матерью; Калистрат Иванович получал паек и запирал паек на ключ, ничего не давая семье; сынишка – тоже электротехник, должно быть, – подделал ключ: Калистрат Иванович прогнал всех из дома и потребовал от жены браслетку, которую подарил женихом; жена из дома не пошла, а позвала милицию; Калистрат Иванович показал милиции, что семья его живет воровством, жена показала, что Калистрат Иванович ворует электрические катушки с телеграфа; дети показали, что отец не кормит их и каждую ночь истязает мать и жену; милиция рассудила мудро: ворованное отобрала, а им сказала, что – до первого разу, если кто из них еще пожалуется, тогда всех в холодную до суда и дела. – Кругом все – друг друга – друг у друга – обворовывали, обманывали, подсиживали, предавали, продавали. – Приходила весна, и город был, в сущности, деревней безлошадных: все закоулки, пустыри, ограды выкапывались руками, все балдели в посевах капусты, свеклы, моркови – все изнемогали и завидовали друг другу, чтоб потом – по осени – приступить к поголовнейшему обворовыванию соседских огородов, друг друга. –

– Емельян Бмельянович Разин не выставлял окон в доме, в доме пахло зимой, аммиаком и копотью, и мухи жужжали, как в банке. Емельян Бмельянович увидел метель, – Емельян Бмельянович физически не мог переносить стоптанных башмаков жены, – и для него очевиднейшим были уже те книги, над которыми он мог подмигивать раньше Лоллием Львовичем и которые хранили замшевые запахи барских рук. –

– И Емельян Разин – метелинкой – в одну ночь – как сумасшедший – собрался и бежал из этого городка – куда глаза глядят – к черту – от метели. –

– Он оказался в Москве, на Средней Пресне, вместе с женой. –


Заключение третье. – Фита предпоследняя.

По Европе и по Азии уже столетия, как ходили индийские фокусники, гипнотизеры, – индийские маги и йоги. В России они чаще всего назывались Бен-Саидами. Они, Бен-Саиды, маги, глотали огонь, прокалывали себя иглами, жгли, у них на глазах у зрителей одна рука вырастала раза в полтора больше, чем вторая, на них клали двадцатипудовые камни и били камни молотками так, что летели из камней искры, – они, Бен-Саиды, усыпляли желающих из зрителей, и эти усыпленные, загипнотизированные выполняли во сне все, что вздумается почтенным зрителям: старухи пели и плясали, девушки каялись в грехах, – но Бен-Саид продолжал сеанс уже дальше, просил публику дать вещь или загадать, что должен сделать загипнотизированный, и спящий, причем этого не знал даже и он, делал то, что заказывали почтенные зрители. Эти индийские маги и йоги, Бен-Саиды в России – всегда были нищи, они выступали в передвижных цирках, в палатках, в пожарных депо, передвигаясь из одного города и местечка до другого – с двумя-тремя своими помощниками и несчастной женой, убежавшей от отца-буржуа, – редко в третьем классе поезда и часто пешком, по большакам. Но каждый раз, когда зрители после сеанса расходились по домам, в ночь, – многим из зрителей бывало одиноко от того непонятного и сверхъестественного, что есть в мире. –

– Мистер Роберт

Смит, который научился уже читать по-русски, прочел афишу на заборе, в Москве:

ТАЙНЫ ИНДИЙСКОЙ МАГИИ

РАСКРОЕТ

ИНДИЙСКИЙ ЙОГ БЕН-САИД

– В СВОИХ СЕАНСАХ –

Перейти на страницу:

Все книги серии Б.А.Пильняк. Собрание сочинений в шести томах

Похожие книги

Общежитие
Общежитие

"Хроника времён неразумного социализма" – так автор обозначил жанр двух книг "Муравейник Russia". В книгах рассказывается о жизни провинциальной России. Даже московские главы прежде всего о лимитчиках, так и не прижившихся в Москве. Общежитие, барак, движущийся железнодорожный вагон, забегаловка – не только фон, место действия, но и смыслообразующие метафоры неразумно устроенной жизни. В книгах десятки, если не сотни персонажей, и каждый имеет свой характер, своё лицо. Две части хроник – "Общежитие" и "Парус" – два смысловых центра: обывательское болото и движение жизни вопреки всему.Содержит нецензурную брань.

Владимир Макарович Шапко , Владимир Петрович Фролов , Владимир Яковлевич Зазубрин

Драматургия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература / Роман
Прощай, Гульсары!
Прощай, Гульсары!

Уже ранние произведения Чингиза Айтматова (1928–2008) отличали особый драматизм, сложная проблематика, неоднозначное решение проблем. Постепенно проникновение в тайны жизни, суть важнейших вопросов современности стало глубже, расширился охват жизненных событий, усилились философские мотивы; противоречия, коллизии достигли большой силы и выразительности. В своем постижении законов бытия, смысла жизни писатель обрел особый неповторимый стиль, а образы достигли нового уровня символичности, высветив во многих из них чистоту помыслов и красоту душ.Герои «Ранних журавлей» – дети, ученики 6–7-х классов, во время Великой Отечественной войны заменившие ушедших на фронт отцов, по-настоящему ощущающие ответственность за урожай. Судьба и душевная драма старого Танабая – в центре повествования «Прощай, Гульсары!». В повести «Тополек мой в красной косынке» рассказывается о трудной и несчастливой любви, в «Джамиле» – о подлинной красоте настоящего чувства.

Чингиз Айтматов , Чингиз Торекулович Айтматов

Проза / Русская классическая проза / Советская классическая проза