Том 2. Республика Шкид

Янкель и Пантелеев бесятся.

— Да как же это?.. Ведь в отпуск… А лотерея-аллегри?

Джапаридзе — председатель лотерейной компании — решается:

— Черт с вами!.. Хряйте… Мы с Японцем осилим. Верно?

— Верно!

Лица Пантелеева и Янкеля расцветают.

— Лафа.

По лестнице наверх. В спальне забирают одеяла, постельное белье — и в гардеробную. У гардеробной хвост. Шкидцы, идущие в отпуск, пришли сдать казенное белье и получить пальто и шапки.

— В очередь! В очередь! Куда прете?

— Пошел ты!..

Физическая сила и авторитет старшеклассников берут верх — улиганштадтцы без очереди входят в гардеробную.

Там властвуют Лимкор и Горбушка — гардеробный староста.

— Прими, Горбушенция.

Горбушка преисполнен достоинства.

— Подожди.

Белье сдано, получены пальто и ситцевые шапки, похожие на красноармейские шлемы.

— В халдейскую!

В канцелярии Алникпоп, дежурный халдей, взгромоздив на нос пенсне, важно восседает на инвалидном венском стуле.

— Дядя Саша, в отпуск идем. Напишите билеты.

Халдей внимательно просматривает «Летопись». Янкель и Пантелеев — во втором разряде, пользуются правом отпуска. Он достает из стола бланк и пишет:

«Сим удостоверяется, что воспитанник IV отд. школы СИВ им. Достоевского отпущен в отпуск до понедельника 20 октября сего года».

Формальности окончены, долг гражданина республики исполнен.

— Дежурный, ключ!

И на улицу.

* * *

А Шкида начинает мыться.

Хитроумный Кубышка получил фунт хлеба, а полов не моет. Он поймал первоклассника Кузю.

— Вымой пол.

— Что дашь?

— Хлеба дам.

— Сколько?

— Четвертку.

Молчаливый кивок Кузи завершает сделку. Кубышка идет в класс, усаживается на Янкелеву парту и вынимает из нее недоступные обычно выпуски «Ната Пинкертона» и «Антона Кречета». Он заработал три четверти фунта хлеба и может отдохнуть.

Японец и Дзе, не обладая излишками хлеба, принуждены честно выполнить геройски принятую на себя обязанность.

Идут на кухню. Ведра и тряпки предусмотрительно расхватаны, приходится ждать, пока кто-нибудь кончит мытье.

Получив наконец ведра и наполнив их крутым кипятком, товарищи поднимаются наверх.

Там Аннушка, старшая уборщица, командует и распределяет участки для мытья.

— Вымойте Белый зал, — говорит она.

Еонин и Джапаридзе спускаются вниз и проходят в Белый зал.

Зал большой, — страшно браться за него. По положению надо мыть тщательно, промывать два раза и вытирать паркетные плиты насухо, чтобы не было блеска.

Но улигане, оставшись вдвоем, решают дело иначе.

— Начинай!

Японец берет ведро, нагибает его и бежит по залу. Вода разливается ровными полосками. За Японцем на четвереньках бежит Дзе и растирает воду. Через пять минут паркетный пол темнеет и принимает вид вымытого.

— Готово.

Товарищи усаживаются к окну. Джапаридзе закуривает и, затягиваясь, осторожно пускает дым по стене.

Просидев срок, который нужен для хорошего мытья, идут в канцелярию.

— Дядя Саша, примите зал.

Сашкец идет в зал, близоруко, мельком осматривает пол и возвращается в «халдейскую».

Японец и Дзе идут в класс, растопляют печку и, греясь у яркого огня, болтают о лотерее-аллегри и ждут понедельника.

* * *

В сумраке октябрьского утра Ленька Пантелеев бежал из отпуска в Шкиду. Обутые в рваные «американские» ботинки ноги захлебывались грязью, хлопали по лужам, стучали на неровных плитах тротуаров.

На улицах закипала дневная жизнь, открывались витрины магазинов, и из лавок «Продукты питания» вырывался на улицу запах теплого ситного, кофе и еще чего-то неуловимого, вкусного.

Ленька бежал по улице, боясь опоздать в Шкиду. У Покровки в витрине ювелирного магазина попались часы. Ленька взглянул и похолодел. Пять минут одиннадцатого, а в Шкиду надо было поспеть к первому уроку, к десяти.

Он прибавил ходу и крепче сжал объемистый узел, наполненный вещами, предназначенными для лотереи-аллегри.

Были в нем: «Пошехонская старина» Салтыкова, ржавые коньки, гипсовый бюст Льва Толстого, ломаный будильник, зажигалка и масса безделушек, которые Ленька частью выпросил, частью стянул у сестренки.

— Начались уроки? — спросил Пантелеев, когда ему, запыхавшемуся и усталому, кухонный староста Цыган открыл дверь.

— Начались. — ответил Цыган.

— Давно?

— С полчаса.

«Влип, — подумал Пантелеев. — Какой еще урок, неизвестно… Если Сашкец или Витя, то гибель — пятый разряд!»

Боясь попасться на глаза Викниксору или Эланлюм, он, крадучись, пробрался к классу, прильнул ухом к замочной скважине и прислушался. Сердце его радостно запрыгало. Через дверную щель глухо доносились отрывистые реплики:

— Карамзин… Тысяча восемьсот третий год… Наталья, боярская дочь…

Ленька приоткрыл дверь и спросил:

— Можно?

— Пожалуйста, — ответил Асси, — войдите.

Он был единственный халдей, который называл шкидцев на «вы». Ленька вошел в класс. При виде его, несущего узел, класс загромыхал.

— Ай да налетчик!

— Браво!

— Ура!

Ленька прошел к своей парте, уселся, отдышался и стал развязывать узел. Тотчас же к нему подсели Японец и Джапаридзе.

— Ну, показывай.

Пантелеев выложил на скамейку парты принесенные вещи.