Том 2: Театр

И вот его уже нет, дверь за ним закрылась. Дети хотят кинуться вдогонку, король их удерживает.

Король. Отпустите его.

Птичье пение становится громче.

Бландина. Птицы! Я думала, никогда их больше не услышу. Послушайте, как заливаются.

Король. С ума сойти. Это так вот и было раньше?

Гавейн. Я прекрасно помню птиц до моего заточения. Они пели эти же самые песни и поднимали такой же шум.

Бланлина. Солнечный свет слепит мне глаза.

Гавейн. Мы привыкли к полумраку и беззвучию. Грааль восстановил порядок. Воздадим ему хвалу.

Король.

В мои годы трудно воскресать. Бедные мои глаза! Бедные мои уши! (Обнимает сына и дочь.)

Бландина. А кстати, Саграмур, что я вспомнила: ты ведь понимаешь язык птиц. Не можешь ли перевести нам, что они говорят? Почему бы им не добавить свое слово к этой истории?

Саграмур. Я так давно не упражнялся. Мне бы надо заново освоить…

Все. Ну попробуй, Саграмур… Нет, ты попробуй, попробуй…

Саграмур. Погодите… (Закрывает глаза, прислушивается, склонив голову набок; птичий гомон усиливается.) Они говорят…

Король. Что говорят?

Саграмур. Они говорят: Плати, плати, плати, плати, плати, плати. Надо платить, платить, платить. Плати, плати, плати, плати, плати. Надо платить, платить, платить. Плати, плати, плати…

Занавес

Двуглавый Орел

Перевод С. Бунтмана

Она ни на что не могла рассчитывать, даже на случай. Ибо есть жизни, в которых нет места случаю.

О. де. Бальзак

Предисловие

Мы знаем, как странно умер Людвиг II Баварский и сколько было всего написано в попытках разгадать тайну его смерти. Перечитывая некоторые из этих текстов, я подумал, что было бы интересно и своевременно затеять некую большую театральную игру, придумав историческое происшествие того же порядка и написав пьесу, проливающую свет на его тайну.

Чтение книг о смерти короля снова погрузило меня в атмосферу этой семьи, члены которой, неспособные создавать шедевры, сами стремились стать таковыми, даже если это оканчивалось для них, как и положено, всеми возможными бедами.

Мне нужно было придумать историю, место действия, главных и второстепенных героев, способных ввести публику в заблуждение и польстить ее пристрастию к узнаванию, которое она предпочитает познанию, ибо это требует меньших усилий.

Прекрасное исследование Реми де Гурмона в «Литературных портретах» подарило мне образ моей королевы. Она должна была быть до наивности гордой, грациозной, порывистой, смелой, элегантной и чуткой к зову судьбы, подобно императрице Елизавете Австрийской. Я даже взял целиком две или три фразы, которые ей приписывают.

Подлинное несчастье этих коронованных особ, чьи достоинства намного выше уготованной им роли, состоит в том, что они скорее идеи, чем живые существа. И зачастую они погибали, повстречавшись с другою идеей. И тогда я подумал, что выведу на сцену две идеи, столкну их друг с дружкой и поставлю в такие обстоятельства, в которых они принуждены будут материализоваться. Королева — анархистка по духу и царственный по духу анархист… Если преступление не совершается сразу, если они говорят между собой, если речь уже не идет об ударе ножом в спину у пристани на Женевском озере, наша королева не замедлит превратиться в женщину, а наш анархист — снова стать мужчиной. Каждый из них предает свое дело — для дела, что станет их общим. Они объединяются в созвездие или, скорее, во вспыхнувший на мгновение и тут же исчезнувший метеор.