Том 2. Верую!

– Куда ты?

– Спичек нет, пойду прикурю.

Ольга села на бревно, тоже склонилась, сказала негромко, с грустью:

– Не шей ты мне, матушка... Не надо...

Ивлев вошел в дом.

– Так! – громко обратился он ко всем. – Собирайте шмотки и вытряхивайтесь отсюда!

Те, кто услышал это, остановились, замолчали, с интересом смотрели на него.

– Я кому сказал?! – заорал Ивлев. – Марш отсюда! И больше чтоб ни одна сволочь не появлялась здесь!

Теперь его слушали все. Прямо перед ним стоял без пиджака человек с вылинявшими глазами.

– Ты на кого это, сопля, голос повысил? – спросил он довольно трезво. – А? Вошь, ты на кого орешь? Ты чье сегодня жрал-пил? А?

– Семен! – предостерегающе сказал Шкурупий.

Семен двинулся на Ивлева.

– Ты на кого голос повысил?!

Петр, не дожидаясь, когда набычившийся Семен кинется на него, сам выступил вперед и хлестко дал ему в челюсть. Семен, взмахнув руками, мешком стал падать. Его подхватили. И сразу, как по команде, на Ивлева бросились четверо. Так дружно кидаются на постороннего, на чужого в своем пиру. Ивлев отпрыгнул в сторону, сорвал со стены ружье, взвел курки...

– Постреляю всех, гадов, – сказал негромко.

Четверо наскочивших попятились от ружья. Зато Семен, очухавшись от удара, опять полез на хозяина. Его схватил сзади Шкурупий... Семен стал вырываться, Шкурупий отпустил его и, развернувшись, ахнул кулаком по морде. Семен рухнул на пол, как куль с овсом.

– Пошли. Действительно поздно уже, – спокойно сказал Шкурупий, глядя на Ивлева маленькими пронзительными глазами. – Спасибо, хозяин, за угощение.

«Этот припомнит мне», – подумал Петр.

Пока разбирались с одеждой, пока одевались, он стоял в стороне с ружьем, караулил движения парней. Кто-то хихикнул и сказал негромко:

– Весело было нам.

И тут вошла Ольга. Остановилась на пороге, пораженная диковинной сценой. Посмотрела на Петра, ничего не сказала, только прищурила глаза. Тоже оделась и ушла вместе со всеми. Случилось все это как-то поразительно быстро.

Потянулась бесконечная ночь. Петр сперва ходил по комнате, мычал от бессильной ярости, думал:

«Придешь, никуда не денешься. Подумаешь – обидел сволочей».

Потом стало невмоготу. Сел к столу, начал пить. Но сколько ни пил – не брало. Только на душе становилось еще муторнее. Он выругался, встал и опять начал ходить.

«Неужели совсем ушла?»

Взял ружье, заглянул в казенник – пусто. Знали бы об этом парни давеча. Полез под кровать – там в чемодане хранились патроны. Достал их, зарядил оба ствола.

– Ну и что? – спросил сам себя, остановившись посреди комнаты.

В сенях послышалась какая-то возня. Петра как током дернуло... Выскочил из комнаты – стоит та самая девица, с которой давеча стало плохо. Шарит руками по стенке – ищет дверь.

Петр прислонился спиной к косяку, уставился на нее.

– Что? – спросила девица.

– Очухалась?

– А где все?

– Ушли. Крепко ухлесталась, сердешная.

Девица прошла в комнату, оглядела себя при свете.

– Все ушли?

– Все.

Петр повесил ружье на место; тут только девица обратила внимание, что хозяин стоял с ружьем. Вопросительно посмотрела на него.

– Похмелиться хочешь? – спросил Петр; ему стало легче – хоть одна живая душа есть. – Голова-то болит небось?

– Ты что, стреляться хотел?

Петр налил ей коньяку. Себе тоже.

– Давай.

– Что-нибудь случилось? – спросила девица.

– Нет.

– Драка была?

– Да нет, ну тя к дьяволу! Не знаю я ничего, сам пьяный был.

Девица выпила, сморщилась, закрутила головой. Петр сунул ей лимон, она оттолкнула его.

– Дай закурить лучше.

– Эхх!.. – не вытерпел Ивлев. – Бить тебя некому! Девушка...

Девица прикурила, затянулась несколько раз, глубоко вздохнула и сказала облегченно:

– Вот... – села на стул.

– Неужели не стыдно так жить? – спросил Петр. – Или тут уж про совесть говорить не приходится?

Девица посмотрела на него, как на стенку, безучастно.

– Думаешь, Ольга тебя любит? – спросила. Улыбнулась – губы припухшие, чувственные; осоловелые глаза поражают покоем и покорностью. Красивая вообще-то. – Можешь не волноваться – не любит.

– Заразы вы! – с дрожью в голосе громко сказал Ивлев. Сорвался с места, заходил по комнате. – Поганки на земле, вот вы кто! – остановился перед девицей, стиснул кулаки в карманах, чтобы унять дрожь. – Шелк натянула! Ногами дрыгать научилась?.. – дрожь не унималась; Ивлев побледнел от ярости и обиды, но слов – убийственных, разящих – не находил. – Что поняли в жизни?.. Жрать! Пить! Ложиться под кого попало!.. Сволочи, – он сразу устал – понял: ничего не доказать.

Девица презрительно смотрела на него. Усмехнулась.

– Ольгу не лапайте! – опять взвился Ивлев. – Она вам не пара! Я вас отважу от нее.

– Посмотрим.

– Я вас каленым железом выжгу из города. Вы же воруете, гады, я же знаю. Эти, мордастые, воруют, а вы сбываете. Скоро эта лавочка закроется.

– Сколько времени сейчас? – спросила девица.

– Не знаю. Утро, – Ивлев кивнул на окно – на улице светало.

– Ольга с ними ушла?

Петр не ответил, взял свою рюмку, выпил. Напомнили об Ольге, и опять заныла душа.

Девица поднялась, поправила волосы, нашла на кровати свою шляпку, плащ... Остановилась на пороге перед тем, как выйти.