Том 2. Время Наполеона. Часть вторая. 1800-1815

Оппозиция, долго таившаяся, теперь открыто проявляла себя. Первые дни реставрации, когда высшие и средние классы единодушно поздравляли друг друга с возвращением Бурбонов, когда все газеты прославляли доброту и мудрость Людовика XVIII и пересчитывали благодеяния его правления, когда в магазинах картин и эстампов выставлялись одни только портреты короля и карикатуры на императора, — эти дни миновали безвозвратно. Теперь в салонах царило беспокойство и фрондерство. Говорили о государственном перевороте, о предстоящем издании закона, отменяющего гарантии личной свободы, о мятежах, о военных заговорах. Страсти, волновавшие различные партии, озлобление враждующих сторон, их противоречивые надежды — все это отражалось в прессе.

В палате депутатов, как и в палате пэров, конституционалистская оппозиция располагала более чем одной третью голосов. Прения возникали часто, касались очень важных и жгучих вопросов, принимали очень острую форму. Роялистские ораторы произносили поистине провокационные речи. Министру Феррану поручено было представить палате проект закона о возвращении оставшихся в руках государства эмигрантских имуществ их бывшим владельцам. Министр начал излагать мотивы, представлявшие собою нагромождение величайших бестактностей. По мысли правительства, этот закон должен был явиться актом справедливости и умиротворения, Ферран Же придал ему характер расплаты и возмездия за прошлое. Не довольствуясь обиняками и умолчаниями, которые встревожили людей, приобревших в эпоху Революции национальные имущества, он, повидимому, поставил себе целью оскорбить всех французов, заявив, что эмигранты «шли по правильному пути».

Беспокойство и недовольство распространились всюду. Единодушие в настроении высших классов сменилось растерянностью. Одни мечтали о графе д'Артуа, другие о герцоге Орлеанском, третьи о республике, о регентстве, о Наполеоне, о принце Евгении. Но роялисты, либералы, якобинцы, бонапартисты, — словом, все сходились на одном: «так дальше жить нельзя!»

Маршал Сульт — глава военного министерства. Заговоры.

В декабре военным министром вместо генерала Дюпона был назначен маршал Сульт. Он взялся быстро восстановить дисциплину. Одним из первых его распоряжений было предание военному суду Эксельманса, обвиненного в пяти преступлениях сразу: в сношениях с врагом, в шпионаже, в оскорблении короля, в ослушании и в нарушении присяги. Действительно, Эксельманс написал письмо Мюрату, не имевшее особого значения, и отказался выполнить незаконное приказание военного министра. Обвиняемый был единогласно оправдан военным судом, к великой радости не только всей армии, но и всей либеральной партии, включая г-жу де Сталь, Лафайета и Ланжюинэ.

Этот злополучный процесс, волнение, вызванное в Париже отказом священника церкви св. Роха совершить заупокойное служение по знамепитой актрисе Рокур, отправка в Ренн в качестве королевского комиссара человека, бывшего на самом деле или, может быть, только по слухам предводителем шайки chauffeurs[113], искупительные торжества, состоявшиеся 21 января, проповеди, провозглашавшие анафему «цареубийцам», смутные толки о массовом изгнании из Франции граждан, замешанных в революции, призыв под знамена 60 000 человек (мера эта вызвана была последними вестями с Венского конгресса), наконец, все возрастающая заносчивость дворян-помещиков в деревнях и нетерпимость духовенства — все это довело недовольство и тревогу до крайней степени напряжения. Крестьяне были раздражены, парижские салоны фрондировали, парижские предместья роптали.

В феврале 1815 года недовольные грозили перейти от слов к делу. Вожаки различных партий волновались. Бывший аудитор Государственного совета Флери де Шабулон отправился на остров Эльбу с целью представить императору доклад о состоянии страны, охваченной смутой. Многие из депутатов-конституционалистов, вернувшихся в Париж из провинции, решили, под влиянием царившего на местах возбуждения, отвоевать у правительства серьезные гарантии против произвола министров и требований эмигрантов. Либеральная партия готовилась к энергичной борьбе во время предстоящей сессии, а если нужно — даже к повторению 14 июля.