Том 2. Время Наполеона. Часть вторая. 1800-1815

Состояние общественного мнения.

Удержаться новому правительству было гораздо труднее, чем заставить признать себя. Бурбоны раздражали всех. Наполеон старался не раздражать никого; он не сместил назначенных Бурбонами чиновников, рассчитывая, что его успех привлечет их к нему. Можно, вообще говоря, в несколько дней произвести революцию в целой стране, но требуется много времени на создание нового административного аппарата. Префекты Людовика XVIII, из которых, впрочем, многие служили уже Наполеону, остались на местах и поддерживали его без особого усердия. Мэры почти все были представителями знати, настроенной вра-ясдебно; духовенство было определенно враждебно настроено против императора. Наполеона поддерживали привязанность народа и преклонение армии. Против него были правящие классы, ставившие ему в вину иноземное нашествие и расчленение Франции — бедствия, являвшиеся, по их мнению, результатом его деспотизма.

Смелое предприятие Наполеона удалось, но Франция скоро одумалась. Стали побаиваться неизбежных для предстоящей войны рекрутских наборов. Многие новобранцы не являлись в свои части, целый ряд общин отказался выставить требуемое количество рекрутов. Париж был относительно спокоен; буржуазия, настроенная враждебно, молчала; предместья, очень расположенные к Наполеону, ждали поворота к якобинской политике. Императора два раза приветствовали восторженными кликами — в опере и во Французском театре. Но в его отсутствие в театре возникли беспорядки, сопровождавшиеся свалкой: некоторые зрители требовали Марсельезу или Qaira, другие свистали. Цензура была отменена особым декретом, но Фуше путем негласных переговоров с редакторами главных газет обеспечил умеренность печати. Однако он допускал нападки в роялистских газетах на распоряжения правительства — под тем предлогом, будто не следует оставлять публику в неведении относительно всей распространяемой лжи и клеветы: пусть сама публика по достоинству все оценивает. Париж был наводнен целым потоком пасквилей, брошюр и памфлетов; большинство их исходило от либералов, небольшое количество — от республиканцев или непримиримых бонапартистов, и очень мало — от подлинных роялистов[117]

.

Проблема управления. Вопрос о реформах, которые предстояло ввести в управление Францией, явился главным камнем преткновения для нового режима. Если Наполеон встретил сочувствие за пределами армии, то потому, что он был сыном революции: он вернул крестьянам, в свое время купившим национальные имущества, мелким и крупным буржуа, разбогатевшим вследствие падения старого порядка, людям непривилегированного звания, занимавшим высшие гражданские должности и первые места в армии, — уверенность в прочности всего, что они приобрели. Повсюду ожили воспоминания 1792–1793 годов. Открывались клубы; газеты требовали нового террора, чтобы образумить роялистов и эмигрантов, и массового рекрутского набора, чтобы одержать верх над иноземцами. Наполеону напоминали об его не аристократическом происхождении; ему внушали необходимость осуществить якобинскую диктатуру. Спасла ли бы она его? Позволительно в этом усомниться. Наполеон боялся этой диктатуры: он любил порядок. Он не желал быть «королем жакерии». Его честолюбие всегда было направлено на то, чтобы его считали законным государем. Теперь он снова сделался императором. Но он отказался от самодержавия. Все, кто окружал Наполеона, говорили о свободе; он говорил о ней громче всех остальных. Он понял, что ему следует усвоить приемы конституционного монарха. В первых своих воззваниях он обещал, что избирательные коллегии будут созваны на чрезвычайное собрание — Майское поле — для изменения конституции. В какой форме произойдет это изменение? Непосредственно совещаться с избирателями по поводу различных статей конституции было невозможно. Созыв учредительного собрания требовал слишком продолжительной отсрочки и мог повести к осложнениям. Полагали, что комиссия из юристов и государственных людей лучше справится с этими изменениями. По совету своего брата Жозефа, Наполеон поручил Бенжамену Констану, истинному приверженцу свободы, заботу о преобразовании установлений Империи в либеральном духе.

Дополнительный акт. Бенясамен Констан, бывший якобинец, затем усердный сторонник Директории, позднее — в Трибунате — глава той оппозиции, с которой так круто и с такой легкостью разделался первый консул, провел десять лет в Германии в добровольном изгнании. Общение с г-жой фон Крюднер на время обратило его к мистике; затем он мало-помалу превратился в либерального легитимиста; однако сейчас же после опубликования резкого памфлета, направленного ям против восстановленной Империи, ему было поручено выработать конституцию, предназначенную воскресить эту самую Империю.