Том 2. Время Наполеона. Часть вторая. 1800-1815

Смерть Павла I. Вступление на престол Александра (1801).

Павел I был, без сомнения, человеком неуравновешенным. Быть может, утрата Павлом душевного покоя объясняется всем тем, что он мог знать или угадывать о событиях 1762 года, связанных с восшествием на престол его матери. Многое объясняется также продолжавшейся тридцать четыре года узурпацией трона, которую Екатерина осуществила в ущерб наследнику престола, взаимной антипатией и недоверием между матерью и сыном и господством фаворитов, дерзких и надменных по отношению к Павлу. Павел отличался необузданным нравом и маниакальным пристрастием к военным упражнениям, он был исполнен презрения к людям, — по крайней мере к тем, которые его окружали, — изменчив в своей милости, часто жесток, с легкостью подвергал опале. Однако ему нельзя отказать ни в благородных рыцарских чувствах, ни в искреннем желании облегчить участь низов — крестьян, солдат[51]

. Особенную суровость он проявлял по отношению к знати — к придворным, к любимцам Екатерины, к губернаторам, которые угнетали вверенные им области. Его царствование прошло в борьбе с аристократией, с «обществом», открыто или тайно враждебным ему. Для этого общества Павел был одновременно слишком большим ненавистником французов и их революции, когда поднял гонение на французские моды и книги, и слишком большим другом французов, когда, по внезапной симпатии к Бона-нарту, вовлек Россию в войну против Англии. Павел восстановил против себя дворян-помещиков тем, что препятствовал их торговле с Англией, а также тем, что попытался смягчить положение крепостных, сократив барщину до трех дней в неделю. Он восстановил против себя всех, кто поживился богатой добычей в Польше, получив там от его матери обширные поместья, гвардейских офицеров, которых заставил усердно отбывать службу и которые сожалели о временах, когда перевороты и правление женщин создавали возможность легкого успеха. В составленный против него заговор вошли сыновья тех, кто был в заговоре против его отца (среди них, как и в 1762 году, Панин и Талызин), фавориты его матери (три брата Зубовы), лифляндский барон Пален и ганноверец генерал Веннигсен — два крутых нравом и быстрых на руку немца. Они обеспечили себе соучастие наследника престола — не для цареубийства, конечно, а для изменения режима, так как сумели внушить ему опасение, что Павел разведется с женой, а своих сыновей лишит престолонаследия. Заговорщики в ночь с 23 на 24 марта (с 11 на 12 марта) 1801 года проникли в Михайловский замок, где Павел жил, как в крепости, но куда подступы были вследствие, измены заранее открыты. Александр пребывал в тревожном ожидании: исход заговора означал для него либо престол, либо заточение. Когда один из заговорщиков возвратился и хриплым голосом сказал «Готово», когда Александр услышал обращение «государь» и «ваше величество», он впал в полное отчаяние: он не предвидел, что изменение режима будет достигнуто такой ценой. Пален пришел и сказал ему: «Довольно ребячиться, ступайте царствовать!» Вступление на престол Александра I было закреплено представлением нового императора войскам.

Второй сын Павла I, великий князь Константин, обронил фразу, которая, как показал 1825 год, была выражением решения, принятого навсегда: «После того, что произошло, мой брат может царствовать, если ему угодно; но если престол когда-либо перейдет ко мне, я его не приму».

Приверженцам нового императора пришлось выдержать и другую борьбу. Когда императрица Мария Федоровна узнала об убийстве своего мужа, она, вспомнив императриц XVIII века, воскликнула: «Ну что же, если нет более императора, если он пал жертвой изменников, я являюсь вашей законной государыней… защищайте меня! Следуйте за мной!» Веннигсен грубо сказал ей: «Мы тут не разыгрываем комедию, ваше величество!» После похорон она удалилась в Павловск, где окружила себя реликвиями Павла I и замкнулась в трагическом достоинстве своего вдовства. Александр всегда относился к ней с уважением, основанным на страхе, а может быть, и на угрызениях совести: такие щекотливые отношения между матерью и сыном в достаточной мере объясняют те осложнения, которые возникли впоследствии, когда встал вопрос о женитьбе Наполеона на великой княжне Анне.

Ужасная ночь с 23 на 24 марта имела для характера и душевного склада Александра также и другие последствия. Он сохранил на всю жизнь мрачную подозрительность и склонность к болезненному мистицизму.

Весть о вступлении на престол Александра, по свидетельству Карамзина, явилась для всей империи «вестью об избавлении: в домах, на улицах люди плакали, обнимая друг друга, как в день светлого воскресения». Но Фонвизин замечает, что «этот восторг проявлялся главным образом среди дворянства, остальные сословия приняли эту весть довольно равнодушно». Особенно ярко чувства «общества» выразил в стихах официальный поэт Державин. Он сделал это с кажущейся смелостью, которая объясняется уверенностью в полной безнаказанности: