Том 25. Наш общий друг. Книги 3 и 4

Твемлоу, рыцарь Простого Сердца, был не в состоянии помочь ему. Его грызло раскаяние, мучили укоры совести. Первый раз в жизни ему пришлось действовать из-за кулис, и оказалось, что он поступил дурно. Он тайно выступил против этого доверчивого молодого человека только потому, что его обычаи не походили на обычаи мистера Твемлоу.

Однако доверчивый молодой человек продолжал воздавать ему добром за зло, покрывая стыдом его беззащитную голову.

— Извините меня, мистер Твемлоу, — видите ли, мне известно, какого рода дела здесь ведутся. Не могу ли я быть чем-нибудь вам полезным? Вас воспитали как джентльмена, а не как делового человека, — здесь опять проскользнула, быть может, и наглость, — возможно, что вы плохой делец. Чего же другого можно ждать?

— Делец я очень плохой, сэр, — отвечал Твемлоу, — в делах я смыслю еще меньше, чем в жизни; вряд ли я мог бы точнее определить свои недостатки. Я даже не понимаю как следует своего положения в том деле, которое привело меня сюда. Но есть причины, которые не позволяют мне принять вашу помощь. Мне было бы очень и очень затруднительно ею воспользоваться. Я ее не заслужил.

Ребячески наивное создание! Обреченное всю жизнь пробираться такими узкими, тускло освещенными тропами и подбирать лишь крупинки и крохи по пути!

— Быть может, — сказал Фледжби, — вы немножко гордитесь и не хотите начинать этот разговор, поскольку вас воспитывали как джентльмена?

— Это не то, сэр, — возразил Твемлоу. — Не в том дело. Надеюсь, я умею отличить истинную гордость от ложной.

— Сам я знать не знаю, что такое гордость, — сказал Фледжби, — и, может быть, не так тонко разбираюсь в таких вещах, чтобы отличить одну от другой. Но я знаю, что это такое место, где даже и деловому человеку надо смотреть в оба, и если вам поможет моя сообразительность, то я к вашим услугам.

— Вы очень добры, — нерешительно ответил Твемлоу, — но мне очень не хотелось бы…

— Я, знаете ли, не настолько тщеславен, чтобы думать, будто моя сообразительность может пригодиться вам в свете, — продолжал Фледжби, метнув на него злобный взгляд, — но здесь она может быть вам полезна. Вы цените общество, и общество ценит вас, но мистер Райя — не общество. В обществе не принято поминать мистера Райю, ведь так, мистер Твемлоу?

Твемлоу, очень встревоженный, ответил, то и дело поднося руку ко лбу:

— Совершенно верно.

Внушающий доверие молодой человек попросил его рассказать о своем деле. Простодушный Твемлоу воображал, что Фледжби будет потрясен тем, что он ему откроет, и, ни на минуту не представляя себе возможности, что такие случаи бывают каждодневно, а не в кои-то веки, рассказал, что у него был когда-то друг, ныне покойный, гражданский чиновник и человек семейный, которому однажды понадобились деньги на переезд в связи с новой должностью, и как он, Твемлоу, «поручился за него своим именем», с обычным в таких случаях, но на взгляд Твемлоу совершенно невероятным результатом, что ему пришлось выплачивать деньги, которых он никогда не брал. Как, в течение многих лет, он по грошам сократил основной долг, «соблюдая во всем строжайшую экономию, поскольку он пользовался постоянным, но весьма ограниченным доходом, зависящим от щедрот одного знатного родственника», и всегда выплачивал все проценты полностью, пунктуально ущемляя самого себя. Как с течением времени он привык к этому единственному в его жизни долгу и видел в нем возникающую каждые три месяца досадную помеху, но не хуже того, как вдруг его поручительство попало почему-то в руки мистера Райи, а тот прислал ему требование уплатить все полностью, круглой суммой, или отвечать за все последствия. В этом и заключалась суть рассказа мистера Твемлоу, вместе со смутными воспоминаниями о том, как его водили в какое-то присутственное место для «дачи показаний» (насколько он помнил это выражение) и как его водили в другое место, где жизнь его была застрахована в пользу кого-то, имевшего отдаленное отношение к торговле хересом и запомнившегося мистеру Твемлоу в силу того замечательного обстоятельства, что у него имелась продажная скрипка Страдивариуса и какая-то мадонна. За всем этим маячила тень сурового Снигсворта, словно обеспечение в тумане, на которую издали косились ростовщики и которая грозила мистеру Твемлоу баронским жезлом.

Все это мистер Фледжби выслушал со скромным и серьезным видом, как и подобало внушающему доверие молодому человеку, который знал все это наперед, и когда рассказ был окончен, он строго покачал головой.

— Мне это не нравится, мистер Твемлоу, — сказал Фледжби. — Мне не нравится, что Райя потребовал основной капитал. Если уж он решил подать ко взысканию, придется платить.

— Но предположим, сэр, что платить не из чего, — удрученно сказал Твемлоу.

— Тогда, знаете ли, придется вам самому отправиться.

— Куда? — слабым голосом спросил Твемлоу.

— В тюрьму, — ответил Фледжби. Тут мистер Твемлоу склонил неповинную голову на руку, испустив тихий стон отчаяния и стыда.