Том 3

Томаз. Давай без всяких «но». Никто не говорит, что ты не советский человек, но тебя куда-то тянет. Поэтому прошу: не поучай. «Ненастоящий». Я легкий человек. Я человек гор. А кто такая Вавочка? Моет в лаборатории посуду. Бегает с поручениями по институтам. Других заданий не предвидится. В итоге — нуль.

Саня. Говори без философии. Что у вас случилось?

Томаз. Выше я сказал, что вынужден спасаться у друзей. Так было и на этот раз. Но вчера вечером ей пришла фантазия найти своего мужа. И она звонит по телефону моему лучшему другу Нико Лалиашвили, где я спасаюсь. К моему величайшему сожалению, трубку взяла одна наша общая приятельница и вступила в горячие пререкания с Вавочкой. Саня, моя семейная жизнь висит на волоске.

Саня. Томаз, ты изменяешь своей Вавочке.

Томаз. А Вавочка в свое время не изменяла Томазу? Ты что, уже забыла историю с Иваном Каплиным?

Саня. Нет, не забыла… Как все это грустно, Томаз. Неужели жизнь продолжает темы Мопассана?[32] Жизнь, скрытая за этими окнами. Много думать о ней нет времени, но там как раз мертвое лезет и тянет человека куда-то к черту на рога. Ведь ты, Томаз, отличный товарищ и любишь Вавочку… И какая ерунда у вас творится!

Томаз(горячась). Ты еще ничего не знаешь… Теперь она придумала, что у нее открылся талант актрисы. Она бегает по вечерам в какой-то клуб. Она будет играть стряпуху. Скажи, какая Вавочка стряпуха?

Саня. Ах, не о том я говорю… Все вы, в особенности Егор Укропов и его жена Фиса, мне просто жизни не дает. «Почему не выходишь замуж?», «Тебя любит Женя», «Женя Салазкин тобой живет»!

Томаз. Женя Салазкин — тип очень сложный, но он действительно тобой живет.

Саня. Боюсь я сложных, боюсь несложных. Ютился около меня один несложный. Зина называла его одноклеточным. Ужас, что вышло. А Иван Каплин — сложный, умница, талант… А ты послушай, что мне пишет Зина из Сибири, где они теперь живут. Послушай. (Читает письмо.) «… Он, Иван Каплин, муж мой — необыкновенный, будет выдающимся ученым, это все знают, но, дорогая Саня, мне от этого не легче жить. Будь у меня больше времени, я написала бы мемуары о том, как умирала моя любовь…».

Затемнение

Картина вторая

В комнате Каплиных, в Сибири, в новом доме. Сцена некоторое время пуста, затем ключ в двери поворачивается и в комнату вбегает Зина. Она с покупками. Мгновенно надевает передник, убегает из комнаты. Возвращается, накрывает на стол. Торопится. И вдруг бросает все.

Зина

. Да, я могла бы написать мемуары, как умирала любовь, но у меня нет времени для мемуаров… Что-то рано ты устала, девочка. Ирония судьбы… А кому нужна эта ирония судьбы? Иван вчера мне рассказал, как жили древние египтяне у себя дома. А как мы живем у себя дома, он понятия не имеет. Я тоже… Ну еще бы! «Быт, обыденность, будни… Фи!» Вот тебе и «фи». Быт сожрал мою любовь… Если у нас с Иваном ничего не изменится, быт сожрет меня. А может быть, здесь другая песня? Мучительное дело! Никак не могу понять, что у нас с Иваном происходит. Мы хорошие ребята, всем с нами интересно, весело… Мы счастливы, мы ждем ребенка… Но я — то знаю, что умирает любовь! (До крика). Макароны, макароны! (Убегает).

Входит Иван. Садится за стол. Возвращается Зина.

Ты, Иван, играешь в рассеянного ученого: не считаешь уже необходимым снять шляпу, помыть руки?

Иван. Действительно… Я веду себя как идиот. Но меня преследует одна идея, которую я всю эту неделю ловлю за хвост.

Зина. Тебя всегда преследуют идеи.

Иван. То есть я всегда веду себя как идиот… возможно. Привет, родная, я пошел мыть руки… Постой. А полотенце? Там?

Зина. Там.

Иван. А наша соседка не там?

Зина. Не там.

Иван. Отлично, дорогая, я пошел мыть руки. (Уходит.)

Зина. На него нельзя сердиться. Он ребенок… Значит, у меня скоро будет два ребенка.

Иван возвращается.

Иван. Слушай, Зина, у меня великолепная новость. Мишка обещает мне достать «Голубую рапсодию»[33].

Зина. Ешь, Иван, это рисовый суп… ты любишь.

Иван(ест). Вчерашний.

Зина. Удивительная вещь. Ты можешь не заметить, что я дома и сижу рядом, но к съедобному у тебя чувствительность необыкновенная.

Иван. Лица, склонные к полноте, гастрономичны. Лукулл[34] был толст, как бочка. Цезарь Гай был тощ, неврастеничен. За едой он диктовал письма, слушал пение, читал донесения на восковых табличках и делал еще что-то. У меня великолепное настроение. Мишка обещает принести «Голубую рапсодию».

Зина. Что это за вещь? Ты о ней бесконечно говоришь.