Том 3

Иван моментально забывает о разговоре, углубляясь в свою тетрадь. Тянется за сигаретами, ощупью находит пачку. Закуривает. Еще громче запускает музыку. Ворочается, ложась удобнее. Напевает. Можно понять, что он занимается вычислениями и разговаривает сам с собой. Садится. Весь в процессе мысли. Что-то найдено. В самозабвении он ищет, куда бы положить горящую сигарету, и кладет ее в карман брюк. Снова ложится. Делает записи в тетради. Доволен. Счастлив. Поет во весь голос. Из-за спины его появляется струйка дыма, которая быстро разрастается. Комната начинает наполняться дымом. Входит Зина. Она закрывает уши от музыки и выдергивает шнур магнитофона.

Зина. Неужели ты мог так накурить?

Иван(ворчит). Сами делаете что-то на кухне. Задохнуться можно.

Зина. Мы ничего не делаем.

Иван. Но откуда дым?

Зина. Я не знаю.

Иван. И я не знаю.

Зина. Дым идет из тебя.

Иван. Брось шутить. Я очень занят. Сейчас решается судьба одного опыта. Он был поставлен в корне неверно.

Зина. Это вполне возможно, Иван, но ты горишь.

Иван. Горю, конечно, если опыт поставил неверно.

Зина. Ты горишь не условно, а реально.

Иван. Неужели? Это уже делается забавным.

Зина. Да, Иван, безумно забавно. Горят твои лучшие штаны.

Иван. Разве они на мне?

Зина. Не на мне же, милый! Беги в ванную.

Иван. А Матильда там?

Зина. Горе ты мое! Пойми, на тебе горит одежда…

Иван. Вот какая неприятность… начинает припекать. Таких историй со мной не случалось. (Уходит.)

Зина. Почему мне не смешно? Почему мне так невыразимо грустно? (Раскрывает окно, берет книгу, устраивается на подоконнике).

Возвращается Иван.

Иван. Брюк, в сущности, нет. Зина, что мне делать?

Зина. Надень мою юбку.

Иван. Но почему надо рычать?

Зина. Потому что мне надоело тебя нянчить. Моя работа проще, чем твоя, но я от нее так же, как и ты, устаю.

Иван(находит другие брюки, переодевается в углу). Ты права. У нас с тобой все время нарушается великий принцип равенства. Теперь я буду делать дома все!

Зина. Не надо делать все, Иван. Ты помогай мне хоть немножко.

Иван. Зина, а что мне делать с пострадавшими штанами?

Зина. Отнеси на выставку нового быта.

Иван. Куда их положить по крайней мере?

Зина. В комод.

Иван. У нас нет комода.

Зина. Купи.

Иван. Я комоды не люблю.

Зина. Не покупай.

Иван(устроился на тахте. После молчания). Что читаешь?

Зина. «Триумфальную арку».

Иван. Вещь неплохая. «Три товарища»[35] лучше.

Зина. Не успела. А теперь твои друзья зачитали.

Иван. Это Мишка. Но ссориться нельзя. Он достает мне «Голубую рапсодию».

Молчание.

Зина(для Ивана и для себя).

Какой-то Равик… врач… выпивоха… Какая-то Жоан… чуть-чуть не проститутка. А сколько чувств, тонкости, поэзии… Может быть, все это ложь, но почему я хочу читать это без конца? Ничего не понимаю.

Иван(откликаясь). Они больны.

Зина. Здоровый человек, объясни мне, что у нас случилось? С тобой…

Иван. Где? Когда?

Зина. «Где»… Впрочем, можно сказать и так. Это «где» находится в человеческом сердце и, по известным материалистическим учениям, связано с головным мозгом, с его подкоркой. Но вот «когда» — сама не знаю.

Иван. Зина, на тебя плохо действует господин Ремарк с его вымышленными героями.

Зина. Господин Ремарк заставляет звучать любовь, как музыку. Ты понимаешь музыку… в особенности новую. Иван, неужели любовь проще, скуднее?

Иван. Зина, все это идет по моему адресу?

Зина. Ничуть. Этого некому адресовать.

Иван. Зина, не ной.

Зина. Не буду.

Молчание.

Иван. А между прочим, ты права. Мне сейчас пришла в голову поразительная мысль. Мы с тобой господствующий класс, а многие наши привычки, понятия остаются такими же, как у наших отцов и матерей в старые времена. В семье по крайней мере. Это уже факт.