Том 3. Карлссон, который живет на крыше [Крошка Нильс Карлссон и др.]

— А ты думаешь, легко? — вмешался Карлссон. — Вот я задам тебе простой вопрос, и сама увидишь. Вот послушай: ты перестала пить коньяк по утрам, да или нет?

Фрёкен Бокк ахнула и буквально задохнулась. Она хотела что-то сказать, но не смогла.

— Ну, так как же? — продолжал Карлссон. — Перестала ты пить коньяк по утрам?

— Да, конечно, она перестала, — поспешил сказать Малыш, желая прийти на помощь фрёкен Бокк.

Но она пришла в ярость.

— Вовсе нет! — крикнула она с такой яростью, что Малыш до смерти испугался.

— Нет, нет, она не перестала, — заверил он Карлссона.

— Печально это слышать, — сказал Карлссон. — Пьянство приносит много бед.

В горле у фрёкен Бокк что-то булькнуло, и она опустилась на стул.

Но Малыш нашел наконец нужный ответ.

— Она не перестала,

потому что никогда не начинала, — сказал он Карлссону с упреком.

— Что я говорил! — воскликнул Карлссон, обращаясь к фрёкен Бокк. — Сама видишь, глупышка, что нельзя на каждый вопрос отвечать просто «да» или «нет»… Дай-ка мне оладьев!

Но фрёкен Бокк меньше всего на свете хотела угощать Карлссона оладьями. Разъяренная, она бросилась к кухонной двери, распахнула ее настежь и завопила:

— Вон! Вон отсюда!

И Карлссон ушел. С гордо поднятой головой он подошел к двери и сказал:

— Я ухожу. Ухожу с радостью. Найдутся и другие, кто умеет печь оладьи!

Когда Карлссон исчез, фрёкен Бокк посидела немного молча, словно отдыхая. Потом она с тревогой посмотрела на часы:

— Что-то твой дядя Юлиус так долго не возвращается? А вдруг заблудился? Ведь он не очень-то хорошо знает Стокгольм.

Малыш тоже встревожился:

— Да, вдруг он не найдет дорогу домой!

И как раз в этот момент в прихожей зазвонил телефон.

— Это, наверно, дядя Юлиус звонит, хочет сказать, что заблудился.

Фрёкен Бокк пошла, чтобы взять трубку, и Малыш последовал за ней.

Но Малыш понял, что звонил не дядя Юлиус, потому что фрёкен Бокк гневно сказала:

— Вот как, это ты, Фрида? Как ты себя чувствуешь? Нос у тебя цел?

Малыш не хотел слушать чужие телефонные разговоры, он сел и стал читать книгу, но из прихожей до него доносились неразборчивые слова. Разговор длился минут десять.

Малыш даже проголодался. Ему хотелось, чтобы это бормотание скорей прекратилось, дядя Юлиус пришел бы домой и они наконец сели за стол. Между прочим, он хотел бы приняться за еду прямо сейчас. И как только фрёкен Бокк положила трубку, он выбежал в прихожую, чтобы сказать ей это.

— Ладно, сейчас накормлю тебя, — милостиво согласилась фрёкен Бокк и первой пошла в кухню. Но в дверях она остановилась. Ее мощная фигура застряла в двери, и Малышу ничего не было видно. Он слышал только ее злобные крики. Когда же и он из любопытства протиснул голову в кухню, то увидел там Карлссона.

Карлссон сидел за столом и преспокойно ел оладьи.

Малыш испугался, решив, что фрёкен Бокк сейчас убьет Карлссона.

Но она лишь бросилась к нему и выхватила тарелку с оладьями.

— Ах ты… ты… ты дрянной мальчишка! — закричала она.

А Карлссон в ответ слегка рыгнул.

— Не трогай мои оладьи, — воскликнул он. — Я их честно купил у Линдбергов за пять эре!

Он разинул рот и запихал в него чуть ли не воз оладий.

— Я же говорил, найдутся и другие, кто умеет печь оладьи. Нужно только принюхиваться к запахам — и обязательно попадешь туда, где их пекут.

Малыш даже пожалел фрёкен Бокк, ведь она уже начала заговариваться.

— Гг-де… гг-де… где же тогда мои оладьи? — промямлила она и взглянула на плиту. Там стояло блюдо с ее оладьями, и теперь оно было абсолютно пустое. Увидев это, она снова пришла в ярость.

— Гадкий мальчишка! — закричала она. — Мои оладьи ты тоже слопал!

— А что, если это не я? — обиженно сказал Карлссон. — Ты готова все на меня сваливать!

В этот момент на лестнице послышались шаги. Наверно, это шел дядя Юлиус. Малыш обрадовался, потому что тогда ссора прекратится, а еще потому, что дядя Юлиус не заблудился в многолюдном городе.

— Вот хорошо, — сказал Малыш, — значит, он все-таки нашел дорогу домой!

— Это потому, что для него были оставлены повсюду условные знаки, — заявил Карлссон. — Иначе он ни за что бы не догадался, куда ему идти!

— Что за знаки? — удивился Малыш.

— Знаки, которые я оставил, — объяснил Карлссон, — потому что я самый добрый на свете.

Но вот в прихожей раздался звонок, фрёкен Бокк пошла открывать дверь, а Малыш поплелся за ней, чтобы поприветствовать дядю Юлиуса.

— Добро пожаловать домой, господин Янссон, — сказала фрёкен Бокк.

— А мы уже подумали, что ты заблудился, — добавил Малыш.

Но дядя Юлиус не ответил ни фрёкен Бокк, ни Малышу.

— А для чего это кто-то повесил оладьи на каждой дверной ручке во всем доме? — строго спросил он.

Он пронзительно посмотрел на Малыша, а Малыш со страхом пробормотал:

— Может, это Йон Блунд…

Тут он запнулся, недосказав фразу, и бросился на кухню, чтобы отчитать Карлссона. Но там он увидел только два пустых блюда из-под оладий и лужицу варенья, пролитую на клеенку там, где сидел Карлссон.

Дядя Юлиус, Малыш и фрёкен Бокк ели на обед пудинг. Он тоже был вкусный.

Малышу пришлось сбегать в молочный магазин за этим пудингом.