Том 3. Non-fiction

ВП: Если посмотреть, какие книги выходят сегодня в различных сериях вашего издательства — «Маньяк или миссия Рон Хаббард», «Невесты Аллаха», «Измененное состояние», «Скины: Русь пробуждается», — то само собой складывается впечатление, что вы не просто издаете книги, но взяли на себя задачу более глобальную задачу, я бы сказал, анархо-революционную. Расскажите, каков ваш основной идейный посыл, и кому адресованы эти книги?

ИК: За два года, пока существует издательство, наша позиция видоизменяется, корректируется, уточняется. В последнее время в наших разговорах все чаще звучит такое словосочетание, как «метафизическое сопротивление». Что это означает? У критического сознания человека есть различные уровни функционирования. Допустим, я могу быть недоволен тем, что у нас в подъезде кто-то постоянно мочится на лестнице. Я жалуюсь в ЖКО или в милицию, поставлю на дверь домофон и т. д. Это протест, но он метафизическим не является. Потому что я ставлю под вопрос не некие неизменные константы, то, что называется мироустройством, а пытаюсь корректировать Вселенную в локальной точке. Когда ставится вопрос более глобального порядка, скажем, что на следующих выборах Путина не должны избрать, к примеру, а должны избрать Хакамаду или Немцова, это тоже не метафизический протест. Потому что эти вопросы не ставят под сомнение саму организацию, устройство Вселенной, они принимают реальность такой, какая она есть.

ВП: А вы нет?

ИК: Метафизический протест начинается там, где то, что называется повседневным опытом реальности, ставится под сомнение. В этом он родственен религии.

ВП:

Против чего и кого этот протест направлен?

ИК: Он всегда направлен против того опыта, который называют банальным опытом реальности. Если пользоваться терминологией Лакана, его психоанализа, проводится различие между терминами «реальность» и «реальное». Реальное — это то, что истинно существует, реальность же — это некая конвенция, представление об этом реально существующем, господствующая в данном человеческом обществе в настоящий момент. Например, считают, что город делится на дома, а не на какие-то другие блоки. Хотя это вопрос того, как договориться. Например, в Америке дома делятся на блоки, адреса идут по блокам. И это деление тоже работает. А можно предположить, что дома вообще строятся не случайно на определенном месте, обращаясь к китайской геомантии. Можно сказать, что это джинны заставляют строить людей дома в том, а не ином месте, там, где им нужно поселиться. То есть реальности можно всегда задать вопросы, поставить под сомнение: истинно ли то, что мы видим? И вообще: видим ли мы то, что мы видим, или мы видим некую социальную конвенцию, которую нас с детства приучили видеть за вещами. И мистика, психоделические опыты — это постановка под сомнение реальности.

ВП: Хорошо, а если спустить этот конфликт из высших сфер в конкретный социокультурный контекст, в то время, в котором мы живем, против чего он будет направлен?

ИК: Речь, собственно, идет о том, что сейчас создается некая мировая система, глобальная, которая, в принципе, не является чисто экономической, хотя за таковую выдается, стремящаяся свести на нет любую альтернативность. Сущность этой системы не экономическая, а, конечно же, идеологическая.

ВП: Вы имеете в виду глобализм?

ИК:

Глобализм — это экономико-силовой аспект этого процесса. А у проблемы есть аспект и культурологический, и духовный, который тщательно камуфлируется теми или иными силами. Наша задача — создать поле для альтернативных точек зрения. В этом смысле нас можно назвать сейчас единственными последовательными либералами, если иметь в виду классический либеральный дискурс, как он задумывался в эпоху просвещения во Франции. Последовательный либерализм не накладывает запрета на бытование ни одной из точек зрения.

ВП: Вы говорили, что в издательстве у вас появляются и скинхеды, и муллы, и ученые из Израиля. И конфликтов при этом не возникает…

ИК: Мы создаем для них некое пространство, в котором они могут сосуществовать, по крайней мере, в коридорах нашего издательства.

ВП: У вас в издательстве вышла замечательная книга «Медиавирус: как поп-культура тайно влияет на ваше сознание». Действительно ли, на ваш взгляд, масс-медиа так сильны в сегодняшнем мире, что могут в корне изменить сознание людей, зомбировать его и таким образом манипулировать обществом? Ведь существует даже такое мнение, что в России сейчас существует и разрабатывается единая государственная политика, нацеленная на то, чтобы отучить людей самостоятельно думать, свести их потребности к простейшим инстинктам…

ИК: Политика, безусловно, существует, хотя вряд ли те, кто ее реализует, мыслят ее в тех терминах, которые употребили вы. Это мыслится скорее как забота о коммерческой эффективности медийных систем, например. Такая политика существует. И я считаю, что она мировая. Но с этим можно бороться, иначе наша деятельность была бы бессмысленной. Посредством знакомства с различными взглядами на происходящее вокруг.