Том 3. Non-fiction

То есть никакой ностальгии по тем временам у меня нет. Если я испытываю ностальгию, то очень часто жалею, что не жил в 1920-е годы. Для меня Советская власть в большей степени была в рассказах деда, старого коммуниста, чем в том, что я видел в школе и вокруг себя. Нет поэтому прощения… Даже такой яростный националист, как Проханов, в частных беседах на мой вопрос: «Будет здесь еще что-нибудь», — отвечает: «Я очень сомневаюсь». Я спрашиваю: «Почему?» «Это кара, кара за предательство великого проекта, все равно мы должны нести кару и сколько она продлится неизвестно». Все это растление, распад… Проханов любит говорить о мести красных привидений. Он, например рассказывает: «У меня есть разные знакомые, кому за 50, которые стали успешными бизнесменами, банкирами, миллионерами. Все у них хорошо, все идет как надо, и вдруг начинает разрушаться, разваливаться, с ними происходят страшные истории, у них отнимают деньги, в семье заболевают страшными болезнями, раком, и человек не понимает, что же с ним происходит». Я у него спрашиваю: а дедушка у тебя кем был. Человек начинает рассказывать про своего дедушку и все выясняется. И я говорю — это тебе призрак красного дедушки и мстит. (Смеется.)

Коммунистический проект — это очень сложный проект, в нем было очень много противоречивого, много потенциально опасного, о чем критики его уже много раз говорили. Традиционалистские правые критики говорили, что в коммунистическом проекте было некое неуважение к человеку, как к национальному, культурному, биологическому существу. Некий прыжок через голову был, который обычно связывают с сильным присутствием еврейского элемента в коммунистическом и красном движении, там было их мессианство и склонность оторваться от чего-то… Было. Но были и по настоящему великие моменты. То есть проект, конечно, великий. И то, как он бездарно продавался и предавался в 1970-е — это, конечно, огромная вина вот этого Совка, в котором мы реально родились и выросли. И эту вину, на самом деле, простить трудно. Говорить: «Ой, зачем мы это все натворили, лучше бы туда назад вернуться»… Да не было там уже никакого «назад».

ДР:

А ведь на самом деле это вина больше товарища Проханова, который и был певцом этого Совка.

ИК: Ну да, он постарше, он успел уже на этом засветиться. Я-то по малолетству присутствовал только при начале деградации и развала. Да, он тоже это понимает. И хорошо, что понимает. Потому что, как я говорю, ретро-проекты меня мало волнуют. И по своей структуре, и психологически, и по убеждениям, я никогда не вижу в ретро-проектах ничего… Вот почему Хозяева — с большой буквы — так любят ретро-проекты? Да понятно, почему. Ретро-проекты никогда не угрожают ничему в этом мире, никакому будущему, которое пытаются для себя приватизировать «Хозяева». Все ретро-проекты идут в тупик. Поэтому им не мешают. Хочешь истово молиться по афонским монашеским правилам? Да иди, молись, главное — к газгольдеру не подходи.

(Смеется.) Все эти анклавы, они всего очень-очень-очень-очень (неразборчиво)

с позиции компромисса и допускаются в этом поле. Вот есть у нас сумасшедшие люди, монахи — они в монастыре живут; сумасшедшие, да, но они никого не трогают. Поэтому им позволяют быть.

ДР: На Ваш взгляд, есть сейчас какие-то проекты, может быть и не музыкальные, по энергетике хоть в чем-то сходные с «Наутилусом»? Например, «Правый марш», который готовится к выходу, есть ли в ней что-то, способное завести не только приверженцев НС-идеи, которым она, собственно, и предназначена в первую очередь, а более широкие общественные слои?

ИК: Не знаю. Трудно сказать. Дело-то не в самих текстах — прозаических, поэтических, каких угодно, а дело в их симфонии с ситуацией. Востребованность любого слова всегда двоякая. Талант никогда не является какой-то внутренне абстрактной величиной; важно, где и когда он применяется. Скажем, электрический ток… Можно посадить преступника на электрический стул, можно корову забить на бойне, условно говоря. Причем и там, и там сила тока будет одной и той же. То же самое и поэтический талант. В другой ситуации при той же самой интенсивности, при том же самом таланте не сработает. Поэтому мне кажется, может быть, это довольно парадоксальное для поэта высказывание, но мне кажется, что от самих стихов мало что зависит. Семя, упавшее на камень, не всходит, а семя, упавшее в чернозем, сразу же прорастает и начинает буйно расти. Должна быть взаимная готовность. Поэтому так говорить — глядя просто на текст, на музыку, будет ли это иметь мощный резонанс, нельзя. Что-то можно сказать, только глядя на текст, когда он уже действует в людях.

К тому же в вашем вопросе есть некоторое противоречие — подействует ли «Правый марш» только на людей, «которые в теме», или еще и на других? А если людей, которые «в теме», больше в несколько раз, чем остальных? Вот вам и «подействовало».