Том 3. Орлеанская дева. Эпические произведения

В одни из этих суток — был уж близкоРассвет зари — как неподвижныйЖелезный истукан, сиделРустем во глубине шатраНад сыном, сонный и несонный; полыШатра широко былиРаздернуты; холодным полусветомЕдва начавшегося утраЧуть озаренное пустое небоМеж ними было видно… вдруг

На этой бледной пустотеЯвился белый образ; от нееОн отделился и бесшумно,Как будто веющий, проникВ шатер… то был прекрасный образ девы.Увидя мертвого, онаУ ног его простерлася на землюИ не вставала долго,И слышалось в молчанье ночиЕе рыдание, как лепет тихий

Ручья. С земли поднявшись,Она приблизилася к телуИ, сняв с лица покров,Смотрела долгоНа бледное лицо,Которым (безответноНа все земное) обладала смерть:Зажаты были очи, немыУста, и холодно, как мрамор,Чело. Она его в чело, уста и очи

Поцеловала, на голову свежийВенок из роз и лавров положила,Потом, лицо опять одевПокровом, тихо удалиласьИ в воздухе ночном,Как будто с ним слиянная, пропала.И стало пустоОпять в шатре, лишь на востокеБагряней сделалося небо,И одиноко там горела

Денницы тихая звезда.Рустем не знал, что виделось ему;В бессонном забытьи сидел онИ думал смутно: это сон.Когда ж при восхожденье солнцаОн снял с умершего покров,Чтоб утренний привет свойЕму сказать, — на голове егоУвидел он венок из роз и лавров.

VIII