Том 3. Посмертные записки Пиквикского клуба (главы XXXI-LVII). Часы мистера Хамфри

— Нет, не то, — отвечал Лаутен, — я говорю о том клиенте, чьи обязательства, по вашему поручению, мы выкупили по десяти шиллингов за фунт, чтобы освободить его из Флита и отправить в Демерару[62].

— А! Вы говорите о мистере Джингле! — воскликнул мистер Пиквик. — Ну, так как же?

— Все улажено, — сказал Лаутен, начиная чинить перо. — Ливерпульский агент сообщил, что вы оказали ему много услуг, пока не удалились от дел, и теперь он охотно берет его по вашей рекомендации.

— Отлично, — сказал мистер Пиквик. — Очень рад это слышать.

— А знаете ли, — продолжал Лаутен, поскабливая перо и готовясь сделать новый разрез, — тот, другой — совсем придурковатый парень!

— Какой другой?

— Да его слуга, приятель или как он там ему приходится. Да вы его знаете — Троттер.

— Вот как! — с улыбкой сказал мистер Пиквик. — А я всегда был как раз противоположного мнения о нем.

— Признаться, и я так же судил по первому впечатлению, — отозвался Лаутен. — Это доказывает, как легко обмануться. Как вам понравится — ведь он тоже едет в Демерару!

— Как! Он отказывается от того, что ему было здесь предложено? — удивился мистер Пиквик.

— Когда Перкер предложил ему восемнадцать шиллингов в неделю и посулил прибавку, если он будет хорошо себя вести, он и слушать не стал, — сообщил Лаутен. — Заявил, что хочет отправиться с тем, другим. Вдвоем они убедили Перкера написать второе письмо, и теперь ему подыскали место там же, где будет его приятель. Перкер говорит, что даже каторжник в Новом Южном Уэльсе может рассчитывать на лучшее место, если предстанет перед судом в новом платье.

— Безумный человек! — сказал мистер Пиквик, и глаза его сияли. — Безумный человек!

— О, это хуже безумия, это, знаете ли, какое-то раболепство, — отозвался Лаутен, с презрительной миной занимаясь своим пером. — Он говорит, что это его единственный друг и он к нему привязан и так далее, в том же духе. Ну что ж, дружба — дело хорошее; вот, например, в «Пне» все мы — друзья-приятели за нашим грогом, когда каждый сам за себя платит, но жертвовать своими интересами для другого — как бы не так! У человека должны быть только две привязанности: первая — к своей собственной особе, вторая — к женскому полу. Вот как я на это смотрю, ха-ха-ха!

Мистер Лаутен закончил свою речь веселым саркастическим смехом, но смех этот преждевременно оборвался, когда на лестнице раздались шаги Перкера. Едва услышав их, Лаутен с поразительным проворством взлетел на свой табурет и начал усердно писать.

Приветствия, которыми обменялись мистер Пиквик и его поверенный, были дружескими и сердечными, но не успел клиент опуститься в кресло, как послышался стук в дверь и чей-то голос осведомился, здесь ли мистер Перкер.

— Эге! — воскликнул Перкер. — Это один из наших приятелей-бродяг — Джингль, собственной персоной, уважаемый сэр. Желаете его повидать?

— А как вы думаете? — нерешительно спросил мистер Пиквик.

— Я бы советовал вам повидаться с ним. Эй, сэр, как вас там зовут, пожалуйте!

Повинуясь этому бесцеремонному приглашению, Джингль и Джоб вошли в комнату, но увидев мистера Пиквика, остановились в некотором смущении.

— Ну, разве вы не знаете этого джентльмена? — сказал Перкер.

— Еще бы не знать, — ответил мистер Джингль, шагнув вперед. — Мистер Пиквик — — глубоко вам благодарен — — спасли жизнь — — человеком меня сделали — — никогда не раскаетесь, сэр.

— Очень рад это слышать, — отозвался мистер Пиквик. — Вид у вас теперь гораздо лучше.

— Благодаря вам, сэр, — — большая перемена — — Флит его величества — — нездоровое место — — весьма, — сказал Джингль, покачивая головой.

Он был одет прилично и опрятно, так же как и Джоб, который стоял за его спиной, прямой, как палка, смотрел на мистера Пиквика, и лицо у него было каменное.

— Когда они едут в Ливерпуль? — обратился мистер Пиквик к Перкеру.

— Сегодня вечером, сэр, в семь часов, — сказал Джоб, выступив вперед, — с городской каретой, сэр.

— Места заказаны?

— Заказаны, сэр.

— Вы твердо решили ехать?

— Да, сэр, — ответил Джоб.

— Что касается экипировки, необходимой для Джингля, — сказал Перкер, обращаясь к мистеру Пиквику, — я договорился, чтобы каждую четверть года вычитали небольшую сумму из его жалованья, и при аккуратных вычетах расходы будут покрыты в течение года. Я решительно возражаю, мой дорогой сэр, против того, чтобы вы что-либо для него делали, если он не постарается заплатить долг, а это зависит от желания работать и хорошего поведения.

— Правильно, — с твердой решимостью заявил Джингль. — Ясная — — голова — — человек — — видавший виды — — совершенно справедливо — — вполне.

— Договорившись с его кредитором, выкупив его одежду у ростовщика, содержа его в тюрьме и уплатив за проезд, — продолжал Перкер, игнорируя замечание Джингля, — вы уже выбросили свыше пятидесяти фунтов.

— Не выбросили, — быстро перебил Джингль. — Все будет — — выплачено — — усердная — — работа — — накоплю — — до последнего фартинга. Быть может, желтая лихорадка — — ничего не поделаешь — — если не…

Тут мистер Джингль запнулся, ударил кулаком по тулье своей шляпы, провел рукой по глазам и сел.