Том 3. Позолоченный век (повесть наших дней)

Жена и дочь мистера Боултона перенесли эту жертву много легче, чем он сам. Они даже заявили - таково женское лицемерие, - что после стольких лет жизни в глуши просто счастливы переехать в город (в августе-то месяце!), это, мол, в тысячу раз удобнее во всех отношениях; миссис Боултон уверяла, что избавиться от забот о таком большом хозяйстве для нее истинное облегчение, а Руфь напомнила отцу, что ей все равно в скором времени пришлось бы переехать в город.

Мистеру Боултону полегчало - так становится легче кораблю с пробоиной в трюме, когда выбросят за борт самый ценный груз, - однако течь остановить не удалось. В сущности, столь благоразумный шаг не поддержал, а подорвал его кредит. Это окончательно убедило всех, что дела его плохи: ему было бы легче заручиться хоть какой-то поддержкой, если бы он не урезал себя, а пустился в новые спекуляции.

Филипп был в отчаянии и сильно преувеличивал свою долю вины в постигшем Боултонов несчастье.

"Ты не должен так огорчаться! - писал ему мистер Боултон. - Ты не ускорил беду и не задержал ее, но ты ведь знаешь, что со временем сможешь нам помочь. Все равно беды было не миновать, если б ты и не начал рыть свою шахту. Это лишь капля в море. Продолжай работать. Я еще надеюсь, что не одно, так другое выручит меня. Как бы то ни было, не вздумай бросать шахту, пока есть хоть малейшие признаки угля".

Увы, ничто не приходило на выручку. Напротив, пришли новые невзгоды. Когда выяснились размеры подстроенного Биглером мошенничества, мистер Боултон потерял всякую надежду выпутаться, - как честному человеку ему оставалось только одно: отказаться от всего своего имущества в пользу кредиторов.

Наступила осень, а Филипп все еще работал - с меньшим пылом, но все еще с надеждой на успех. Опять и опять его подбадривали добрые знаки - и снова и снова постигало разочарование. Скоро у него уже не будет возможности продолжать... а все, кроме него самого, считают, что он и так уже слишком долго копается в земле без всякого толку.

Когда пришло известие о банкротстве мистера Боултона, работы, разумеется, прекратились. Рабочим дан был расчет, инструменты убраны, бодрый стук кирки и скрип тачки умолкли, и вокруг шахты воцарилось угрюмое запустение, свойственное всякому прогоревшему предприятию.

Филипп сидел среди этих развалин и готов был желать, чтобы они стали ему могилой. Как далека от него теперь Руфь, - а ведь теперь, наверно, она как никогда нуждается в нем! Как все переменилось там, в Филадельфии, в этом мирке, который до сих пор был для него воплощением счастья и благополучия!

Он все еще верит, что здесь, в горе, есть уголь. И воображение рисует ему картину: он живет отшельником в лачуге подле штольни, с киркой и тачкой, одиноко роется в земле день за днем, год за годом, и вот он уже старый, седой, и вся округа знает его - старика с горы. Быть может, однажды - этот день непременно придет! - он наткнется на угольный пласт. Но что из того? Кто останется тогда в живых, чтобы порадоваться его находке? Да и порадуется ли он сам? Нет, человеку нужно богатство, пока он молод и мир не потерял для него своей прелести. Почему бы небесам не опрокинуть обычный порядок вещей? Пусть бы побольше людей начинало жизнь в богатстве и постепенно его растрачивало, и умирали бы они бедняками, когда деньги им все равно уже ни к чему...

Гарри уехал. Ясно было, что его услуги на шахте больше не нужны. Он получил от дяди какие-то письма, которые не стал читать Филиппу, - дядя настаивал, чтобы он поехал в Сан-Франциско наблюдать за работами в порту, которые велись по заказу правительства.

Филиппу пришлось подыскивать себе занятие. Подобно Адаму, он мог выбирать, весь мир открывался перед ним. Прежде чем пуститься в путь, он побывал в Филадельфии; горькое это было свидание, но и в горечи таилась сладость. Никогда еще Боултоны не бывали с ним так нежны; казалось, все они принимают к сердцу его неудачу ближе, чем собственное несчастье. И было в поведении Руфи - в том, чего она не таила и в том, чего не договаривала, нечто такое, что сделало бы героем и человека куда более заурядного, чем Филипп Стерлинг.

Вместе с прочим имуществом обанкротившегося мистера Боултона пошла с молотка и илионская земля, и Филипп купил ее за сущие гроши, потому что никто, кроме него, не желал взять на себя хотя бы обязательства по закладной. Он ушел с распродажи хозяином этого участка и до возвращения домой в ноябре мог на досуге подсчитать, насколько беднее он стал, сделавшись землевладельцем.

ГЛАВА XIX

ТУПИК. ФИЛИПП ВИДИТ ВЫХОД

Pa eymdir strida a sorgfullt sinn,

og svipur motgangs um vanga rida,

og bakivendir per veroldin,

og vellyst brosir ad pinum qvida;

peink allt er knottott, og hverfast laetr,

sa hlo i dag er a jmorgun graetr;

Alt jafnar sig!

Sigurd Peterson[175]