Том 3. Позолоченный век (повесть наших дней)

Но Филипп ликовал. Он писал Руфи такие письма, как будто богатство уже у него в руках, а давящая тяжесть, нависшая над домом Боултонов, уже погребена в недрах угольной шахты. К весне он приехал в Филадельфию с вполне созревшим планом нового наступления. Ничто не могло устоять перед его восторженной верой в успех.

- Филипп приехал! Филипп приехал! - кричали дети, словно в дом опять вошла большая радость. И эти слова, как припев, звучали в сердце Руфи, когда она отправлялась в утомительный больничный обход. А мистер Боултон, глядя на энергичное лицо Филиппа и слушая его веселый, бодрый голос, впервые за долгие месяцы почувствовал, что мужество возвращается к нему.

Руфь теперь окончательно отвоевала себе свободу действий, и не Филиппу было вступать с нею в спор, ведь ее решимость и трудолюбие уже принесли плоды, а он еще неизвестно когда добьется удачи. Руфь была, как никогда, уверена в своей правоте и в том, что она может сама о себе позаботиться. И, пожалуй, за работой она не слишком прислушивалась к тайному голосу, что негромко пел внутри, радуя девичье сердце: "Филипп приехал..."

- Хорошо сделали, что приехали, - сказала она Филиппу. - Я рада за папу. Вы ведь знаете, как папа на вас надеется. Папа думает, что женщине долго не выдержать, - прибавила она с той особенной улыбкой, которая всегда несколько озадачивала Филиппа.

- А вы не устаете иногда от этого постоянного напряжения? - спросил Филипп.

- Устаю? Ну, я думаю, все устают. Но это чудесно - быть врачом. А вы хотели бы, чтобы я надеялась не только на себя, Филипп?

- Д-да, пожалуй... - сказал Филипп, нащупывая почву, можно ли высказать то, что у него на душе?

- Ну, а вот сейчас на что я должна надеяться? - спросила Руфь не без язвительности, как показалось Филиппу.

- Конечно, на... - он не договорил, вдруг подумав, что при нынешнем положении дел он слишком ненадежная опора для кого бы то ни было и что эта девушка, уж во всяком случае, столь же независимый и самостоятельный человек, как и он.

- Я не то хотел сказать, - начал он снова. - Но я люблю вас, вот и все. Неужели я для вас ничто? - Филипп глядел почти с вызовом, как будто его слова должны были смести все хитроумные условности, бог весть почему обязательные между мужчиной и женщиной.

Быть может, Руфь поняла это. Быть может, она поняла, что не следует заходить слишком далеко в своей теории о равенстве сил, которое должно предшествовать союзу двух сердец. Быть может, порою она чувствовала себя слабой, и в конце концов ей очень не хватало ласкового сочувствия и нежной заботы Филиппа. Что бы ни было тому причиной - загадка, старая, как мир! она просто посмотрела на Филиппа и тихо сказала:

- Вы для меня - все!

Филипп порывисто сжал ее руки в своих и заглянул ей в глаза, а Руфь упивалась лучившейся в его взгляде нежностью, которой так жаждет женское сердце.

- Филипп! Иди сюда! - громко позвал маленький Эли, распахивая дверь настежь.

И Руфь убежала к себе, и опять ее сердце пело - на этот раз громко, словно готовое разорваться от счастья: "Филипп приехал!"

Вечером Филипп получил телеграмму от Гарри:

"Суд начинается завтра".

ГЛАВА XX

ПРЕДВАРИТЕЛЬНАЯ ПРОЦЕДУРА В КОНГРЕССЕ. СЕЛЛЕРС СПРАВЕДЛИВО ЧУВСТВУЕТ СЕБЯ ОСКОРБЛЕННЫМ

Mpethie ou sagar lou nga thia gawantou kone yoboul goube

Wolof Proverb[176]

"Mitsoda eb volna a' te szolgad, hogy illyen nagy dolgot tselekednek?"

Kiraiyok, II, k. 8, 13[177].

Декабрь 18.. года снова застал Вашингтона Хокинса и полковника Селлерса в Капитолии, на страже законопроекта об университете в Буграх. Вашингтон был в унынии, полковник - полон надежд. Вашингтона больше всего угнетала тревога за сестру.

- Скоро начнется судебное разбирательство, - говорил он, - а стало быть, понадобится много денег, чтобы его направлять. Закон об университете на сей раз наверняка будет принят, и денег он принесет больше, чем достаточно, но вдруг они придут слишком поздно? Конгресс только еще приступает к работе, и надо опасаться проволочек.

- Не знаю, - отвечал на это полковник, - может быть, ты отчасти и прав. Давай-ка прикинем, как пойдет предварительная процедура. Мне кажется, конгресс всегда старается действовать как можно правильнее со своей точки зрения. Большего и требовать нельзя. Первый подготовительный шаг, с которого всегда начинаются заседания конгресса, - это, так сказать, самоочищение. Потянут к ответу десятка два конгрессменов, а может быть, и сорок и пятьдесят, потому что они прошлой зимой поддержали какой-нибудь закон за взятку.

- Неужели таких считают десятками? - удивился Вашингтон.