— Отец говорил, что я хорошо держалась, но он был пристрастен. И про тебя следователь говорил, что ты вела себя молодцом во время расследования смерти Ферза.
— Тогда не было перекрёстного допроса. А Клер нетерпелива.
— Скажи ей, чтобы перед каждым ответом считала до пяти и поднимала брови, это взбесит Броу…
— Его голос может довести до сумасшествия, — сказала Динни. — И потом, он делает такие паузы, словно у него впереди весь день.
— Да, обычный трюк. Вообще всё это удивительно напоминает инквизицию. Как тебе нравится защитник Клер?
— Если бы я была противной стороной, я бы его возненавидела.
— Значит, он хорош. Но какова же мораль всего этого, Динни?
— Не выходить замуж.
— Немножко преждевременно, пока мы не научились выводить детей в бутылках. Тебе никогда не приходило в голову, что в основе цивилизации лежит инстинкт материнства?
— А я думала — земледелие…
— Под цивилизацией я разумею всё, что является не только выражением силы.
Динни взглянула на свою столь циничную и порой столь легкомысленную кузину; Флёр стояла перед ней такая спокойная, изящная, с таким безукоризненным маникюром, что ей стало стыдно.
Вдруг Флёр сказала:
— А ты — ужасно милая.
За столом Клер отсутствовала, ей подали ужин в постель. Был приглашён только один гость — «юный» Роджер, и ужин прошёл довольно оживлённо. Роджер рассказывал, как его семейство переживало повышение налогов, и рассказывал очень занятно. Его дядя, Томас Форсайт, оказывается, поселился на Джерси, но уехал оттуда возмущённый, когда там тоже заговорили о местном налоге. Он тогда написал об этом в «Таймс» под псевдонимом «индивидуалист», распродал все свои акции и поместил деньги в свободные от налогов бумаги, которые давали ему несколько меньше дохода, чем ценные бумаги, подлежавшие налоговому обложению. Во время последних выборов он голосовал за национальную коалицию, а с тех пор, как утверждён был новый бюджет, присматривает себе новую партию, чтобы с чистой совестью голосовать за неё при следующих выборах. Теперь он живет в Борнмаусе.
— Он замечательно сохранился, — закончил Роджер. — Ты что-нибудь понимаешь в пчеловодстве, Флёр?
— Однажды я села на пчелу.
— А вы, мисс Черрел?
— Мы их разводим.
— Будь вы на моём месте, вы занялись бы ими?
— А где вы живёте?
— За Хетфилдом. Там кругом очень неплохие поля клевера. Пчёлы привлекают меня теоретически: они живут цветами и клевером, принадлежащим другим людям, а если найдешь рой, его можно взять себе. Но каковы минусы пчеловодства?
— Если они роятся на чужой земле, девять шансов из десяти за то, что вы их лишитесь; и потом вы должны кормить их всю зиму. Кроме того, на них уходит масса времени и забот, да они ещё и жалят.
— Это-то ничего, — пробормотал «юный» Роджер, — ими занялась бы моя жена, — он подмигнул одним глазом, — у неё ревматизм. Говорят, пчелиный яд лучшее лекарство.
— Сначала убедитесь в том, что они будут жалить её, — заметила Динни. — Вы не заставите пчёл жалить тех, кого они любят.
— В крайнем случае можно на них садиться, — пробормотала Флёр.
— Нет, серьёзно, — продолжал Роджер. — Пять-шесть укусов были бы ей, бедняжке, очень полезны.
— Почему вы стали юристом, Форсайт? — вдруг вмешался Майкл.
— Ну, на войне я получил «ранение», и надо было найти себе какую-нибудь «сидячую» профессию. И потом, знаете, в каком-то смысле мне это дело нравится. Я думаю, что…
— Ясно, — отозвался Майкл. — У вас был дядя, которого звали Джордж?
— Старик Джордж? Ещё бы! Когда я учился в школе, он обычно давал мне десять шиллингов и подсказывал, на какую лошадь ставить.
— И вы хоть раз выиграли?
— Ни разу.
— Ну так скажите нам откровенно: кто завтра выиграет процесс?
— Говоря откровенно, — отвечал адвокат, глядя на Динни, — всё зависит от вашей сестры, мисс Черрел. Показания свидетелей Корвена произвели впечатление. Они не перегибали палку и пока не опровергнуты. Однако если леди Корвен не растеряется и будет держать себя в руках, может быть, мы и добьёмся своего. Если же её правдивость будет подвергнута сомнению хотя бы в одном пункте, тогда… — Он пожал плечами и сразу, как показалось Динни, постарел. — Есть среди присяжных два-три субъекта, которые мне не нравятся. Во-первых, старшина. Обыватель, знаете ли, всегда против жены, бросающей мужа без предупреждения… Было бы гораздо лучше, если бы ваша сестра рассказала о своей брачной жизни. Ещё не поздно.
Динни покачала головой.
— Ну, тогда это в значительной мере вопрос её личного обаяния. Люди вообще не любят, когда «нет кота в дому, а мыши ходят по столу».
Динни легла в постель с тяжёлым сердцем: опять ей придется быть свидетельницей человеческих страданий.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Время идет, а суд остается всё таким же каменным, неизменным. Люди делают те же жесты, садятся на те же места; и в зале суда выделяются те же испарения, не очень сильные, но достаточные, чтобы отравить воздух.