Том 4

— Вы, я вижу, весьма достойный человек, — восклик¬ нул Борроуклиф,—и жалко думать, какая участь ждет вас из-за вероломства мистера Диллона! Подозрения Тома, если он их когда-нибудь питал, были до такой степени убаюканы ласковым приемом капитана, что не возникли даже при этом двусмысленном замечании. Опорожнив еще стакан рома, он ограничился тем, что с большим простосердечием сказал: — Меня никто не ждет, кроме мистера Диллона, а он обязан или передать мне в обмен мистера Гриффита, или возвратиться пленным на «Ариэль». — Увы, мой добрый друг, боюсь, что, когда придет время для этого обмена, он не согласится ни на то, ни на другое. — Будь я проклят, если он не выполнит одного из этих условий! Мне приказано, чтобы это было сделано: либо он вернется, либо мистер Гриффит, лучший моряк для своих лет, когда-либо ступавший по корабельной па- лубе, снимется с этой якорной стоянки! Борроуклиф окинул собеседника деланно сочувствен¬ ным взглядом. Однако это выражение участия вовсе не дошло до рулевого, ибо после обильных возлияний Том все еще находился в самом благодушном настроении. Соображать он отнюдь не перестал. Однако, неспособный сам на предательство, он не мог заподозрить в нем и дру¬ гих. Поняв, что нужно говорить яснее, капитан предпри¬ нял лобовую атаку: — Мне жаль огорчать вас, мой друг, но должен ска¬ зать, что вам не позволят вернуться на «Ариэль» и что не пройдет часа, как ваш командир Барнстейбл тоже очутит¬ ся в плену, а шхуну захватят еще до рассвета. — Кто захватит ее? — спросил рулевой, насмешливо улыбаясь, хотя такое сочетание грозящих бедствий нача¬ ло производить на него впечатление. — Вы должны помнить, что она стоит под огнем тяже¬ лых орудий батареи, которые могут в несколько минут пустить ее ко дну. Уже послан нарочный предупредить командира батареи, что «Ариэль» — неприятельское судно. А так как сейчас ветер дует с моря, уйти шхуна не может., Теперь наконец истина во всей своей ужасной наготе дошла до сознания рулевого. Он вспомнил собственное предсказание погоды и беспомощное положение шхуны, лишенной более половины своего экипажа и оставленной 630

на попечение юноши, в то время как командиру ее грозила опасность попасть в плен. Тарелка соскользнула с колен старого моряка и упала на пол; голова его склонилась на грудь, он закрыл лицо руками и, несмотря на все старания скрыть охватившее его волнение, не мог удержать громко-» го стона. На мгновение при виде горя человека, чья голова уже носила на себе печать его возраста, в Борроуклифе ше¬ вельнулись добрые чувства. Но привычка многих лет, про¬ шедших в собирании новых жертв для войны, тотчас взяла верх в его сердце, и офицер-вербовщик решил не упускать удобного случая. — Мне от души жаль тех бедняг, которые позволили совратить себя с пути истинного ловкими уговорами или неправильным пониманием долга и подняли оружие про¬ тив своего государя. Но, захваченные на территории самой Англии, они послужат примером для устрашения других. Боюсь, что, если они не примирятся с правительством, их осудят на смерть. — Тогда лучше уж сразу примириться с судьбой. Ва¬ ше правительство мало чем поможет человеку, вахта ко¬ торого на этом свете окончена. — Но, примирившись с теми, в чьих руках власть, они могут спасти свою жизнь,— сказал капитан, зорко следя за тем, как подействуют его слова на рулевого. — Не такая беда для человека, когда его койку скла¬ дывают в последний раз. Окончил вахту на этом свете — будет стоять на вахте на том свете. Но увидеть, как дерево и железо, так искусно слаженные в «Ариэле», попадут в руки неприятеля, — вот это человек запомнит надолго и после того, как имя его навсегда будет вычеркнуто из каз¬ начейских реестров! Я бы лучше согласился, чтобы два¬ дцать залпов пронзили мое бренное тело, нежели одним из них попал в шхуну ниже ватерлинии! — Что ж, может быть, я и ошибаюсь, — беспечным то¬ ном заметил Борроуклиф. — Возможно, вас не казнят, а только посадят на борт плавучей тюрьмы, где вы сможете еще славно повеселиться ближайшие десять или пятна¬ дцать лет. — Что ты болтаешь, приятель? — вздрогнув, вскричал рулевой. — Плавучая тюрьма, говоришь ты? Тогда передай им: пусть опи лучше повесят одного человека, старого Тома Коффина, и тем самым сберегут его рацион. 631