Том 4. Джек

Он уехал из Эндре в июльское утро, ровно через четыре года после того, как прибыл сюда.

Погода, как и тогда, была чудесная.

С падубы пароходика, где Джек стоял рядом с папашей Рудиком, которому захотелось проводить его, открывалось необыкновенное зрелище. С каждым поворотом колеса река становилась все шире, — она словно раздвигала, расталкивала изо всех сил берега, чтобы ей было привольнее катить свои волны в море. В воздухе становилось свежее, деревья тут были ниже, берега реки, удаляясь один от другого, делались все более отлогими, сглаживались, как будто их выравнивал сильный ветер, дувший навстречу. Здесь и там блестели пруды, над торфяниками курился дымок, а над самой рекой, крича, как дети, носились тучи черно-белых морских и речных чаек. Но все это исчезало, куда-то пропадало, потому что все ближе и ближе подступал необозримый океан, который не выносит, когда хоть что-нибудь отвлекает взор от его величия, не желает терпеть никакой растительности на своих берегах и заливает их горьковато-солеными, неласковыми волнами.

Внезапно пароходик, точно подпрыгнув, разом очутился в открытом море. Да и как иначе назовешь эту новую поступь судна, когда оно раскачивается всем своим корпусом и кажется, будто эта качка передается волнам, залитым слепящим светом и резвящимся на приволье под гигантским небосводом, а волны передают ее одна другой, и так до самого горизонта, до зеленоватой черты, где небо и вода смыкаются, закрывая простор от жадных глаз человека.

Джек никогда еще не видал моря. Свежий солоноватый запах и самый вид волн, веером набегающих в час прилива, — все наполняло его душу опьяняющим предвкушением дальних плаваний.

Справа в неспокойное море вдавался Сен-Назер, над ним, словно сторожевая башня, маячила колокольня, а его улицы переходили прямо в мол. Крыши домов, казалось, были тесно прижаты друг к другу, как это бывает во всех морских портах, сдавленных скалами. Казалось, что меж домов торчат мачты, что они перекрещиваются и так тесно сплетаются, будто сильный порыв ветра отбросил этот гигантский клубок рей в гостеприимную гавань. Но по мере того, как пароходик приближался, все это раздвигалось, отходило друг от друга, увеличивалось в размерах.

Они высадились на молу. Тут им сообщили, что «Кидн», большой пароход Трансатлантической компании, уходит часа через два — через три, что он уже с вечера стоит в открытом море. То был единственный придуманный до сих пор способ, чтобы ко времени отплытия вся команда была на борту, чтобы ее не нужно было собирать с помощью жандармов, которые обходят с этой целью портовые кабачки Сен-Назера.

Вот почему у Джека и его спутника не было времени осмотреть город, как всегда в базарный день, полный шума и суеты. Оживление ощущалось и в гавани. Вся набережная была завалена связками зелени, корзинами фруктов, домашней птицей, связанной попарно и с отчаянными криками бившей крыльями по земле. Вдоль этого торгового ряда стояли бретонские крестьянки и крестьяне и, уронив руки вдоль тела, невозмутимо, молча ждали покупателей. Никто из них не суетился, не зазывал прохожих. В противоположность им множество разносчиков с лотками, на которых лежали шейные платки, кошельки, булавки, колечки, сновало взад и вперед, расхваливая свой товар. Матросы со всех концов света, мещаночки из Сен-Назера, жены рабочих и служащих Трансатлантической компании расхаживали по рядам, тут же и кок с «Кидна» закупал напоследок провизию. От него-то Рудик и узнал, что Бланше уже на пароходе и злится, потому что не хватает кочегаров.

— Давай скорей, голубчик, а то мы опаздываем.

Они прыгнули в лодку и поплыли через гавань, забитую кораблями. Здесь уже ничто не напоминало речной порт Нанта, где мелькали суденышки разной величины. Тут высились только большие суда — они словно отдыхали, бросив якорь. Стук молотков, долетавший из сухого дока, да крики домашней птицы, которую грузили в трюмы, нарушали звенящую, как хрусталь, тишину, висевшую над водою. Громадные океанские пароходы, выстроившиеся вдоль причалов, темные и тяжеловесные, казалось, спали в промежутке между двумя дальними рейсами. Большие английские корабли, прибывшие из Калькутты, возносили над морем несколько ярусов своих кают; их носовая часть поднималась высоко, а на прочных бортах копошились матросы с кистями в руках. Лодка проплывала меж недвижных громад — тут вода приобретала темный оттенок, будто в канале, прорезающем город, — скользила мимо бортов кораблей, как мимо толстых стен, с которых свисали цепи и набухшие от влаги канаты. Наконец, они вышли за пределы гавани и обогнули мол, а там, у самого его края, стоял под парами «Кидн», ожидая прилива.