Том 4. Художественные произведения 1842-1846

Повесть «Доктор Крупов», как и «Сорока-воровка», предназначалась для альманаха Белинского «Левиафан». Замысел повести встретил горячее одобрение критика. «Мысль „Записок медика”, – писал он Герцену 19 февраля 1846 г., - прекрасна, и я уверен, что ты мастерски воспользуешься ею» (В. Г. Белинский. Письма, т. III, стр. 102). Повесть к тому времени была уже закончена, и вскоре Белинский получил ее рукопись. «„Записки доктора Крупова” – превосходная вещь», – отозвался он в письме к Герцену от 20 марта 1846 г. (там же, стр. 104).

В «Современнике» повесть была напечатана с цензурными сокращениями (см. раздел «Другие редакции», стр. 277–299 настоящего тома), причем через цензуру она, вероятно, проходила дважды. Так, 8 октября 1846 г. Герцен писал жене, что «Записки д-ра Крупова» пропущены «с небольшими выпусками». Впоследствии, перед публикацией в журнале, повесть была подвергнута дополнительной цензуре, и Грановский, например, находил в «Современнике» уже «большие выпуски» (см. ЛН,т. 62, стр. 92). О «значительных пропусках, сделанных цензурой», говорит в примечании к повести в сборнике «Прерванные рассказы» и сам Герцен. Трудно сказать, располагал ли Герцен в Лондоне полным сводом цензурных изъятий, но несомненно, что напечатанный им в «Прерванных рассказах» текст в основном восходил к первоначальной редакции повести (об этом, в частности, говорит упоминание во вступлении Крупова о «сборнике», куда он посылает отрывок из своих записок).

В 1858 г. в парижском журнале «Revue Française» был напечатан французский перевод «Доктора Крупова», принадлежавший Аксенфельду и высоко оцененный Герценом. Этот перевод, сделанный с текста «Прерванных рассказов», Герцен перепечатал впоследствии в «Kolokol» (№№ 4 и 5 от 15 февраля и 1 марта 1868 г.), подвергнув его некоторой переработке, имевшей главным образом стилистический характер. В «пражской коллекции» (ЦГАОР) и «софийской коллекции» сохранилось одиннадцать страниц публикации повести в «Revue Française» с правкой Герцена, которые служили наборным оригиналом для «Kolokol». Желая сделать перевод более доступным для западноевропейского читателя 60-х годов, Герцен произвел в повести ряд купюр, изъяв кое-какие подробности русского крестьянского и помещичьего быта, идиоматические выражения, а также отдельные замечания о европейских делах, которые он счел неуместными в этом издании. К словам: «résidence» («резиденция») и «capitale» («столица») в «Kolokol» Герценом сделано следующее подстрочное примечание, отсутствующее в русском тексте: «Distinction que les slavophiles faisaient toujours – pour rehausser Moscou» <«Различие, которое славянофилы всегда делали, чтоб возвысить Москву»>[73]

.

В текст повести, напечатанный в сборнике «Прерванные рассказы Искандера» (1857), в настоящем томе внесены следующие исправления:

Стр. 239, строка 7: изложение, вместо:

положение (по С и изд. 1854).

Стр. 248, строка 14: нельзя, брат, вместо:

нельзя брать (по С).

Стр. 249, строка 19: никто не звал, вместо:

никто не знал (по изд. 1854).

Повесть «Доктор Крупов» – яркое сатирическое произведение Герцена. Старый врач-материалист Крупов из многолетнего опыта своей лечебной практики, из общих наблюдений над жизнью людей делает заключение, что человечество больно безумием и его история – это «аутобиография сумасшедшего». По мысли Герцена, истоки «повального безумия» лежат в социальном строе, в общественном неравенстве людей. «Поврежденным» выглядит весь строй жизни, при котором люди, работающие «денно и нощно», «не выработывали ничего, а те, которые ничего не делали, беспрерывно выработывали, и очень много». В этом мире социальной несправедливости и лицемерия, убеждается Крупов, так называемые «сумасшедшие» – «в сущности и не глупее и не поврежденнее всех остальных, но только самобытнее, сосредоточеннее, независимее, оригинальнее, даже, можно сказать, гениальнее тех». Все, например, считают полоумным пономарева сына Левку, но Крупов показывает, сколько обаяния и непосредственности чувства в этом больном деревенском мальчике, каким преданным и самоотверженным выступает он в дружбе, как трогательно любит он природу.

Признаки «безумия» Крупов последовательно показывает в жизни различных социальных слоев – чиновников, помещиков и др. На «повреждении» основаны отношения людей между собой, их семейный быт, свойственное им чинопочитание, принимавшее, как у помещика-скряги, патологические формы, и т. д. В сущности, утверждает Крупов, жизнь в городе ничем не отличалась от порядков в доме умалишенных.