Том 4. Мио, мой Мио! [Мио, мой Мио! Братья Львиное Сердце. Ронья, дочь разбойника. Солнечная Полянка]

Лаз из пещеры Катлы! Вот что нашел Юнатан, иначе мы и не думали. Это был лаз прямо в горном склоне, совсем узкий лаз. Но Юнатан сказал, что он был достаточно широк для того, чтобы туда протиснулась изголодавшаяся драконша. А что ей было делать, если, проснувшись через многие тысячи лет, она увидела, что ее обычный вход в пещеру перегорожен медными воротами?

Лаз был достаточно велик и для нас! Я не спускал глаз с темной пещеры. Интересно, сколько там может быть еще спящих драконов, которые проснулись бы, если бы кто-то вошел в пещеру и его угораздило бы наступить на них? Вот о чем я размышлял.

И тут я почувствовал на своих плечах руку Юнатана.

— Сухарик, — сказал он, — я не знаю, что ждет меня там, в глубине пещеры, но я должен туда немедленно пойти.

— Я тоже должен туда пойти, — сказал я, хотя голос мой чуточку и дрожал.

Юнатан слегка провел указательным пальцем по моей щеке, как он иногда это делал.

— А не лучше ли тебе подождать здесь, вместе с лошадьми?

— Разве я не говорил тебе, что, куда бы ты ни пошел, я пойду за тобой? — спросил я.

— Да, говорил, — согласился Юнатан, и голос его при этом зазвучал радостно.

— Потому что я хочу быть с тобой, — сказал я, — даже если там преисподняя!

Да, пещера Катлы и была преисподней. Проникнуть туда через эту черную дыру было все равно что проникнуть в злой, черный сон, от которого невозможно пробудиться. Это было все равно как после светлого дня очутиться в черной вечной ночи. А вся пещера Катлы была не что иное, как доисторическое логово вымерших драконов, полное злобы с самых древних времен. Тогда драконьи яйца высиживались здесь, верно, тысячами, и жестокие драконы выползали отсюда целыми полчищами и кидались убивать подряд всех, кто только попадался им на пути. Такое древнее драконье логово, по мнению Тенгиля, как раз и могло стать прекрасной тюрьмой. Я дрожал, думая о том, что он творил с людьми в пещере Катлы. Я думал, что воздух там был спертым от старого закоренелого зла. И я слышал странный шепот в окружавшей нас жуткой тишине. Шепот доносился откуда-то из глубин пещеры. И вдруг меня осенило: это узники Тенгиля шепчут о всех муках, и о всех слезах, и о всех смертях, которые им пришлось пережить во времена владычества Тенгиля. Я хотел спросить Юнатана, слышит ли он тоже этот шепот, но не спросил, решив, что все это мне только почудилось.

— Ну, Сухарик, а теперь мы отправимся в странствие, которое ты вряд ли когда-нибудь забудешь, — сказал Юнатан.

И в самом деле, нам пришлось пройти насквозь всю гору, прежде чем мы добрались к пещере-тюрьме возле самых медных ворот, к той пещере, где томился Урвар. Об этой-то пещере и толковали в народе, называя ее «пещерой Катлы», сказал Юнатан, потому что ни о какой другой пещере людям не было известно. И мы ведь тоже не знали, в самом ли деле можно попасть туда, пройдя через все подземелье. Но то, что путь был длинный, мы знали. Раньше мы прошли его по вершине горы. Но во много раз труднее было ощупью пробираться здесь, внизу, в темном лабиринте, освещая путь только факелами, которые мы захватили с собой.

До чего же страшно было видеть свет факелов, трепетавший на стенах пещеры! Он выхватывал лишь маленький кусочек из бесконечной окружавшей нас мглы. И потому все, что оставалось в темноте, казалось еще опаснее и кошмарней. «Кто знает, — думал я, — может, тут полным-полно драконов, и змей, и разных чудовищ, которые подстерегают нас в темных пещерах». Я боялся заблудиться в этих лабиринтах, но Юнатан рисовал копотью факела знаки на стенах пещеры всюду, где мы проходили, чтобы отыскать путь назад.