Том 4. Письма 1820-1849

Quant à la question essentielle, on me dit toujours que le Vice-Chancelier était fort bien disposé pour moi et ne demandait pas mieux que de me le prouver. Mais qu’il fallait lui laisser toute latitude et toute liberté. Grâce à ma pousse naturelle et à quelque chose en moi, plus fort encore que cette pousse, — à ma haine pour les jolies citations, je m’arrange parfaitement de ce système de non-intervention. — Je ne suis nullement pressé de quitter la Russie, et si j’étais seulement à Moscou, j’attendrais si patiemment leur décision.

La Comtesse de Ness est de retour depuis quelques jours, et je dois aller passer la soirée de demain avec elle chez les Wiasemsky.

Vous ai-je dit qu’entre autres nouvelles connaissances j’ai fait celle d’Ouvaroff^*, dont j’ai eu tout lieu d’être entièrement satisfait. Lui aussi ne demande pas mieux que de me servir.

J’aurais de toute manière mille choses à vous dire, mais il faudrait se voir et se parler. Que fait Nicolas? Je l’attends toujours. Quant à Dorothée et à son mari, dites-leurs mille tendresses de ma part. Je n’ose pas leur parler de la lettre que je viens de recevoir d’eux et qu’ils m’ont écrite l’été dernier. Cela ne servirait à rien qu’à renouveler de bien tristes impressions^*.

Adieu, chers papa et maman. Je n’ai pas besoin de vous exprimer les vœux que je fais pour vous et pour moi-même à l’occasion du nouvel an. Ils se résument tous dans un seul: puissions-nous nous revoir le plutôt possible. T. T.

Перевод

С.-Петербург. 29 декабря <18>44

Позвольте мне прежде всего, любезнейшие папинька и маминька, от души поблагодарить вас за подарки^*. Но я должен вам за них попенять. Для чего эти новые траты? Разве вы уже недостаточно разорились на нас? и не пора ли остановиться?

Я пишу к вам в весьма печальном расположении духа. Здоровье жены доставляет мне одни тревоги. Вот уже две недели как она очень больна, и сегодня, проснувшись, она почувствовала такую страшную головную боль, что даже вскрикнула и пробормотала, что ей плохо. По всей вероятности, это обострение ревматизма, отдающее в голову. Возможно, способствует этому и погода, потому что все время, пока стояли сильные морозы, она чувствовала себя превосходно и была бодрее, чем когда-либо. Самое печальное, что мы оба, и она и я, потеряли веру в действенность снадобий из чеснока. До сих пор из всех видов лечения, которые ей назначали, не помогало ни одно, и я даже твердо убежден, что последнее лечение в Виши принесло ей более вреда, нежели пользы. Теперь, чтобы предпринять хоть что-нибудь, она обратилась к врачу-гомеопату Ошу, который славится здесь. Не скажу, что имею твердое представление о пользе гомеопатии, но зато безусловно убежден в бессмысленности обычного лечения. Все это меня огорчает и раздражает, и я раздосадован тем, что приходится начинать новый год в такой недобрый час. А я ведь так надеялся начать его рядом с вами.

Что касается до моего положения в свете, только от меня зависит, находить ли мне его приятным. Оно подтверждает, что мне оказывают такой прием, о каком я и не предполагал. Я видал недавно у великой княгини Елены Павловны великую княгиню Марию Николаевну, она так же любезна, как и прежде. Она сказала, что папа́ и мама́ желают познакомиться со мной и что она займется устройством этой встречи

^*. Разумеется, все это чрезвычайно любезно, но не более того.

Что касается до главного вопроса, мне всегда отвечают, что вице-канцлер весьма расположен ко мне и горит желанием доказать это на деле. Но что надобно предоставить ему полную свободу действий. Благодаря моей природной жилке и даже чему-то более сильному, чем эта жилка, — ненависти к прекрасным обещаниям, я вполне довольствуюсь этой позицией невмешательства. — Я вовсе не спешу покинуть Россию, и если бы только я был в Москве, я бы терпеливо дожидался их исполнения.

Графиня Нессельроде вернулась несколько дней назад, и я должен завтрашний вечер провести вместе с ней у Вяземских. — Говорил ли я вам, что среди моих новых знакомых появился Уваров^*, и я имею все основания быть полностью удовлетворенным этим знакомством. Он тоже горит желанием помочь мне.

Мне бы хотелось очень многим с вами поделиться, но для этого нужно видеться и говорить. Что поделывает Николушка? Я все жду его. Что касается Дашиньки и ее мужа, передайте им тысячу нежностей от меня. Я не осмеливаюсь говорить им о письме, которое я только что получил и которое отправлено ими прошлым летом. Это только бы усугубило тяжелые воспоминания^*

.

Простите, любезные папинька и маминька, нет нужды говорить о том, чего я желаю для вас и для себя в новом году. Все пожелания сводятся к одному — дай Бог нам увидеться как можно скорее. Ф. Т.

Гречу Н. И., 1840-е^*

108. Н. И. ГРЕЧУ 1840-е гг.