Том 4. Солнце ездит на оленях

— Сказали… А сделали наоборот. Вороти на след! — приказал солдат.

— Куда вороти… Какой след… — заворчал Фома.

— По которому уехали.

— Я не знаю. Сам вороти. Везде след. — Фома остановил оленей.

Следы тяжелых нагруженных нарт легли глубоко и виднелись вполне отчетливо, но тянулись во все стороны. Солдат спросил Фому, какие же из них ведут на стройку. Фома показал.

— А все другие? — спросил солдат.

— Куда хочешь. Поверни немного олешков, и… куда угодно. Олешкам везде дорога, не надо делать железную.

— Ясно: убежали. Поедем догонять. Живо! — скомандовал солдат.

Тут Фома протянул солдату хорей, которым погонял оленей, и сказал:

— Сам делай живо! Сам выбирай след!

Да, следов было много. Солдат переходил от одних к другим и ругал чертову сторонушку. Вот уж поистине «Велика Федора, но дура». На всю ни единой мало-мальской дороги. И лето и зиму и ходят и ездят напрямик по водам, по снегам, по камням, без мосточка, без следочка.

О том же думал и Фома, но совсем другое: хорошо что нет ни дорог, ни троп. Оленевод и олень пройдут без них. А все другие могут совсем не показываться здесь. Пока что от них один убыток — ловят рыбу, бьют зверя, птицу. И не только едят сами, а еще увозят куда-то.

— Сбежали — и дьявол с ними! Пусть ловит, кому охота. Вези меня на железную дорогу, — наконец решил солдат.

Ехали высоким, утесистым берегом озера. Над снегами то одиноко, то грудами чернели камни. Солдату они представлялись закоптелыми развалинами огромного разбитого и сожженного города. Он видывал такие картины на войне.

Накреняясь неожиданно, резко и круто, нарта немыслимо вертлявила меж камней. Солдату думалось, что везут его по такому бездорожью да и все-все делают назло ему, и он сердито требовал:

— Вороти на гладь, на озеро, черт волосатый!

— Вороти сам, — отзывался Фома и совал в руки солдату хорей.

Но солдат отталкивал его: в таком каменном чертоломе он не решался править упряжкой. Здесь тебе не поволжские гладенькие, заливные луга, и в санки запряжен не домашний сивка-пахарь, а дикие рогатые звери.

Среди нагромождения камней показался ровный прогал. Фома свернул в него, съехал на озеро и остановился возле берегового утеса, самого высокого в том месте.

— Гуляй, друг, маленько, грейся! — сказал он солдату, сам начал перебирать в нарте оленьи шкуры и брезент, взятые на тот случай, если придется заночевать в ненаселенном месте и ставить походный шалаш — куваксу.

Солдат перешел от нарты поближе к камню и начал разглядывать его. Все, кто ходит и ездит по Лапландии, обязательно занимаются разглядываньем камней. Дело в том, что камни очень разнообразны, интересны по форме, по цвету, по материалу. Многие похожи на людей, зверей, птиц. На многих выщерблены замысловатые знаки, быть может древняя, забытая письменность.

— А камень-то знаешь на кого похож? — вдруг крикнул солдат. — На тебя.

— Он — наш «дедушка, наш хозяин», — отозвался Фома.

— Как так? — удивился солдат. — Он же камень.

— Потом скажу. А теперь гуляй, грейся! — снова попросил Фома.

Солдат отошел в сторону. Тогда Фома взял в нарте оленьи рога и прислонил их к утесу — принес жертву могучему духу, который, по преданию, жил в этом камне. Затем сказал солдату:

— Теперь можно ехать. Садись!

— Ну, расскажи про «дедушку», — напомнил Фоме солдат.

И старик рассказал. Некогда, давным-давно, забрел в эти места, тогда пустые, первый оленевод и охотник. Места поглянулись ему, и он решил остаться тут навечно. Привел жену из соседнего поселка. У них появились дети. Со временем получился новый поселок Веселые озера.

Пришло этому лопарю, дедушке Веселых озер, время умирать. А не хочется: места дивно хороши — тут и ягель, и всякое зверье, и птица, и рыба. Стал он просить самого главного лапландского бога, который всей жизнью правит: «Оставь меня жить вечно!»

«Не могу. Всяк жив — человек, зверь, червь — должен умереть».

«Тогда не бери мою душу на небо, оставь на земле», — сказал дедушка.

«А кто будет пасти моих оленей?» — спросил бог.

У него там, на небе, все, как на земле: и олени, и звери, и рыба… Пасут, охотятся, рыбачат души умерших людей.

«У меня много детей, внуков, еще больше правнуков. Если ты оставишь мою душу на земле, я буду помогать им, и мой род никогда не уничтожится. И у тебя всегда будет вдоволь пастухов», — пообещал дедушка.

«Это верно, — подумал бог и согласился, — можешь спокойно умирать. Тело пусть похоронят, а душу я переселю в камень».

Все это рассказал дедушка перед смертью своим детям и внукам. Похоронили его возле утеса, чтобы душе было легче перескочить в камень. И теперь всяк из веселоозерцев, идет ли пешком, едет ли на оленях, плывет ли в лодке мимо «дедушки», обязательно оставляет ему какую-нибудь жертву: рога, лепешку хлеба, щепоть соли… Кто не оставит, тому не будет удачи.

Немного погодя Фома остановился у другого камня, похожего на согбенную старуху.

— Это — наша «бабушка», жена «дедушки», — сказал он и положил возле камня большой лоскут оленьей шкуры. — Пусть починит себе обутки. Чай, истрепались. Она ведь ходит к дедушке в гости, а дорога вон какая каменистая.