Том 4. Стиховедение

Фундаментальная подготовительная работа для изучения языка и стиха Пушкина уже сделана. В 1959–1961 годах вышел Словарь языка Пушкина (дополнение по черновым текстам составлено В. В. Пчелкиной в 1982 году), в 1984‐м — конкорданс Т. Шоу к стихам Пушкина, а еще раньше, в 1974‐м, — его же словарь рифм Пушкина с параллельными словарями и конкордансами к Батюшкову и Баратынскому[602], в 1979 году — метрический справочник М. Лотмана и С. Шахвердова к стихам Пушкина (дополнение — в 1983‐м). Весь этот драгоценный материал до сих пор остается фактически невостребованным: словарем языка Пушкина гордятся, но пользуются только для справок. Единственное исключение — серии статей Т. Шоу и Д. Ворта с обобщениями по пушкинской рифме. И замечательно, что главный интерес этих обобщений — в том, что они выходят за пределы чистого стиховедения (метрика, ритмика, рифма, строфика) в направлении к лингвистике: к фонетике[603] и к грамматике[604], а итоговая монография Т. Шоу (1993 года) — и к семантике, показывая выразительную роль неожиданных рифм в белом стихе и неожиданных холостых строк в рифмованном стихе. А наиболее интересная статья по такому хорошо изученному предмету, как пушкинская ритмика

[605], выходит за пределы чистого стиховедения в направлении к литературоведению: показывает тонкие, но объяснимые различия между ритмом лирики и сказок Пушкина, ускользавшие при суммарных подсчетах. И наиболее интересная книга по языку Пушкина выходит за пределы чистой лингвистики[606]. Если представляет какой-нибудь интерес наша статья о 4-стопном хорее Пушкина[607], то тоже потому, что она выходит за традиционные рамки — в область семантики стихотворного размера.

Между тем направление работы над поэтической формой Пушкина было намечено еще в 1930‐х годах. Б. И. Ярхо, подготовивший первый метрический справочник к Пушкину (и параллельный к Лермонтову), предполагал сделать по такому же типу стилистический справочник (семантика, тропы, фигуры) и иконический справочник (образы, мотивы, идеи). Словарь языка Пушкина очень облегчает эту работу, однако о ней никто пока не думает. Как важен будет иконический справочник (по существу — частотный тезаурус художественного мира Пушкина), говорить не приходится: собственно, упоминавшаяся книга Б. М. Гаспарова есть не что иное, как комментарий к одному из фрагментов такого будущего тезауруса. Как важен стилистический справочник, задумываются реже. Это потому, что теория тропов и фигур давно перестала быть орудием практического анализа, а она могла бы здесь во многом помочь.

2

Мы сделали самые предварительные подсчеты по употребительности тропов в лексике Пушкина — метафор, метонимий, изредка гипербол, оксиморонов, эмфаз и проч. Напрашивается предположение, что в романтическом стиле Пушкина украшений такого рода больше, а в реалистическом меньше. Подтверждается ли оно? Лишь частично. В небольших стихотворениях — да: в романтическом «К морю» в переносных значениях употреблено 43 % знаменательных слов, в реалистическом «Вновь я посетил…» — 22 %, вдвое меньше. А в больших поэмах — может быть, и нет: в «Кавказском пленнике» (начало II части) — 34 %, в «Евгении Онегине» (начало VII главы) — 32 %, разница несущественная.

Заметим, что по тексту слова с переносным значением часто распределяются неравномерно. В реалистическом «Вновь я посетил…» — две смысловые части, 33 и 21 стих: первая — о прошлом и настоящем, домик, озеро, деревни, сосны; вторая — о настоящем и будущем, младая поросль и шум ее над внуком. Так вот, средняя доля переносных значений в стихотворении, как сказано, 22 %, но в том числе в первой части — только 17 %, во второй, более лирической — целых 28,5 %. Сравним. В первой: «Вот холм лесистый, над которым часто Я сиживал недвижим — и глядел На озеро, воспоминая с грустью Иные берега, иные волны», — все слова в прямых значениях, разве что одна стертая синекдоха

волны; и во второй части: «младая роща разрослась, Зеленая семья; кусты… как дети

», «племя Младое, незнакомое» и т. д. Поэтому наши выборки даже из «Кавказского пленника» и «Онегина» по 70–170 строк могут быть не вполне показательны, и работа требует продолжения.

Заметим также, что художественная действенность образа — определяемая, конечно, пока лишь субъективно — совсем не прямо связана с его метафоричностью или метонимичностью. Когда в стихотворении «К морю» Пушкин пишет: «Не удалось навек оставить Мне скучный, неподвижный брег», то, как кажется, метонимический эпитет скучный менее выразителен, чем употребленный в прямом смысле неподвижный — именно потому, что на общем фоне переносных значений прямое значение выделяется сильнее.