Том 5. Дар земли

Действительно: Елена была старше его, и это не омрачало их счастья. Однако как удивился бы отец, Матвей Груздев, узнав о новом сердечном выборе сына! Старик наверняка развел бы руками и сказал: «Видно, в неурочный час ты родился, Алеша, вот и кидает тебя судьба-злодейка из одной крайности в другую».

«Ну и пусть! — думал Алексей. — Ведь я ничего не жду, ничего не требую. — Главное — полюбил и будто снова помолодел… Да, да, самое злое страдание лучше, чем сердечная пустота!»

Возле дома прошелестело, хлопнула дверца машины. Груздев надел плащ, взял портфель и вышел на террасу. Воздух был смягчен близостью проточных прудов и ночной свежестью. В небе играли красные отсветы ближних и дальних факелов. Музыка в парке уже умолкла, и теперь лес — черный на фоне трепетного зарева, звенел свистом и щелканьем соловьев. Из окон Дроновых донеслись приглушенные робкие звуки рояля и нежно-певучий голос Нади: она припоминала мотив, несколько раз повторила его, потом, похоже, недовольная собой, захлопнула крышку инструмента.

— Пойду укладывать вещи. Мы с папой будем жить, как рыбаки, на берегу Камы, а ты приедешь к нам в гости. Он жалуется, что ты его совсем забросила.

Груздев стоял, медля садиться в машину, жадно прислушивался и улыбался, не сознавая этого: все, что было связано с Надей, с ее милой, радостной молодой жизнью, имело теперь для него огромное значение.

14

Выпрыгнув из кузова грузовика на дорогу, Ахмадша принял от попутчика свой чемодан в пропыленном, точно золой осыпанном, чехле. Лицо юноши, его волосы и рабочий костюм, ловко сидевший на сильной, стройной фигуре, тоже совсем посерели: от Светлогорска до Камска не больше пятидесяти километров, но над поселками, то и дело пересекавшими строящееся шоссе, темными тучами клубилась густая въедливая пыль, взбитая самосвалами.

Солнце жгло беспощадно.

Ахмадша осмотрелся: перед ним, далеко видная с высокого в этом месте левобережья, раскинулась привольная тучно-зеленая пойма Камы. Сосновые боры то подходили к самой воде, глядясь в голубые омуты, то взбегали на кручи гор, уступая место у могучей реки кудрявым пойменным рощам. Большой остров, обросший каймой ивняка, лежал вдоль правого берега, держа в зеленых ладонях островных лугов овальное зеркало озера.

Какая красота! Ахмадша не мог наглядеться, совсем забыв о цели своего приезда. Вот она, Кама, гордость и слава Татарии!

Мощно стремится она к русским равнинам с хмурых высот Урала, принимая по пути богатые притоки: бешеную Чусовую, тихую в устье красавицу Белую, Вятку, покрытую плотами, и все шире, многоводнее становится, подпираемая в низовье Куйбышевским морем, возникшим на необозримом пространстве бывшей волжской поймы.

Бегут по ней караваны судов, шумят на ее берегах гиганты заводы, и нефтяные районы она поит своей водой. Вон глубокие траншеи разрезали поле: новый водопровод прокладывается в глубь Татарии.

С левой стороны виднелись возле леса дома растущего города, а еще левее поднимались высоченные колонны и многоярусные этажерки нефтеперерабатывающего завода, опутанные стальной сетью тонких трубопроводов, оплетенные ажуром железных лестниц. Повсюду ящики конденсаторов, напоминающие издали вагоны-теплушки, гигантские сигары сепараторов и теплообменников, светились, серебром горели на солнце группы различных емкостей, краснели ржавчиной без покраски новые строящиеся объекты.

Подчеркивая воздушность нефтяных и газовых «этажерок», серебряных на синеве неба, стояли приземистые корпуса крытых цехов, обведенные эстакадами, а на краю завода чернели могучие башни-кубы битумной установки, над фантастическим переплетением металла вздымались гигантские ребристые трубы, над которыми чуть дрожали в голубизне тонкие облачка дыма. Так выглядел завод, директором которого был Алексей Груздев. Своеобразную панораму этого завода, похожего на лабораторию под открытым небом, дополняли внешне сходные с ним, но еще не законченные, смежные новостройки химического комбината, которым управлял Дмитрий Дронов. Там всюду двигались краны, рычали бульдозеры, шумно ворочались экскаваторы, широко разевая клыкастые пасти.

Большой завод у Груздева, но и после реконструкции он будет брать с промыслов Светлогорска только двенадцать миллионов тонн нефти в год, а добывают там пятьдесят миллионов. Уходит она в основном по нефтепроводам.

Но вот нарушился ритм работы на промысле и нет приемки. Зимой, когда тоже было плохо с откачкой, проходило собрание в Светлогорском дворце культуры.

…Равиль наговорил тогда немало горячих слов: Ахмадша так шуметь не смог бы: выступать с трибуны он стеснялся.

— Телятина! — обозвал его брат однажды.

Ярулла, услышав свое старое прозвище, метнул на сыновей острый взгляд.

— Мягкотелый он, — пояснил Равиль.

— Нет, я не мягкотелый, просто у меня замедленная реакция, — серьезно возразил Ахмадша. — Хотя есть еще на мне родимые пятна.

Отец облегченно вздохнул, точно тяжесть сбросил с плеч, рассмеялся по-доброму: