Том 5. Дар земли

Стыдно и тяжело было Семену Тризне, когда он вместе с секретарем горкома выступал на рабочих собраниях. Скрепина на промыслах знали как заслуженного фронтовика, уважали за вдумчивость и чуткое отношение к людям. Любили и Тризну. Но вот они говорят, что надо опять сократить добычу нефти, и, конечно, подыскивают красивые слова. Однако какие словесные узоры ни наводи, а горькой правды не скроешь.

Рабочие слушали своих руководителей скорее со смущением, чем с недовольством. На их лицах можно было прочесть: промысел наш, жизнь у нас хорошая, поэтому особенно роптать не станем, но за вас самих неловко.

— Несуразность получается. Ну, пусть откачка не справилась, пусть не успели сделать новый нефтепровод, а зачем, спрашивается, воодушевляли людей на перевыполнение плана к Первому мая? — сказал выступивший на собрании сын Зарифы Салих Магасумов. — Радовались мы, что задание перевыполнили, а теперь хоть обратно в землю нефть закачивай! Материальный ущерб для своего кармана стерпим, но впредь надо по-другому планировать. Слышали мы, приезжал сюда большой начальник из Госплана. Что же он не показался народу? Ведь их специально обучали на экономических факультетах, как хозяйственные планы составлять. Вот и разъяснил бы рабочему классу, отчего иногда по балансу концы с концами не сходятся?

Несмотря на молодость, Салих уже работал мастером в цехе капитального ремонта скважин и заслужил добрую рабочую славу. Не зря подружилась с ним своенравная Хаят Низамова. Пока еще не полюбила его, нет, Салих это чувствовал, но и тем был доволен, что пользовался ее доверием и уважением. Поэтому среди множества собравшихся людей сразу отыскал взглядом ее большеглазое лицо, издали заметил: смотрит на него тревожно, значит, волнуется.

— С откачкой нефти у нас трудности уже были. Они в конце года случались, но тоже из-за перевыполнения заданий, — продолжал Салих, который сам волновался, хотя виду не показывал. — Пусть Госплан учтет свои ошибки. Ведь не только с нефтью волынка! Почему газ с промыслов не принимают, а на Волге, у нас под боком, заводы синте-спирта и синте-каучука простаивают из-за того, что сырья — газа — нет?

Семен Тризна слушал. Лицо и уши его огнем горели: мальчишка критикует и во многом прав. Конечно, надо было привести на это собрание Карягина и Молочкова. Но Карягин получил какую-то срочную депешу от Работникова, вильнул хвостом и укатил, а Молочков и Щелгунов, проводив его на аэродром, выехали в Альметьевское нефтепромысловое управление. Придется им тоже краснеть там от стыда перед рабочим коллективом.

Из клуба Тризна вышел потный, словно в бане побывал.

— Пропесочили? — спросила его Дина Ивановна, стоявшая возле арки клубных ворот. Вместе с Зарифой, членом горкома партии, она только что выступала на нефтепромысле у операторов. — Нам тоже не очень весело было! Операторы за скважины боятся, чтобы не запарафинились во время остановки; больше об этом разговор вели, а не о зарплате, и оттого я еще сильнее расстроилась.

Зарифа, вызывающе подбоченясь, сердито сжав губы, слушала Дину, подогретая ее словами, вскипела:

— В самом деле безобразие. Давным-давно создали бы мы изобилие в стране, если бы нам не совали палки в колеса! Работаем не покладая рук, а какие-нибудь очковтиратели возьмут да и запутают все дела. Уж больно много либерализма развели! Вот тоже говорим о пропаганде, а так и наплывает к нам из-за границы буржуазная муть. Чего только не натащил оттуда наш Кинопрокат!

— Тю, бабы, вы что, сдурели? — невесело пошутил Семен. — Меня тоже проработали, но я же не набрасываюсь из-за этого на Кинопрокат!..

— Шутишь! Вон афиша: «Муки любви». — Зарифа брезгливо скривила губы. — «Детям до шестнадцати лет смотреть не разрешается». А сопляк лет двенадцати обязательно посмотрит, да еще плечами пожмет: «Ничего особенного». Спрашивается: что он там такое особенное ожидал увидеть? Значит, уже насмотрелся! Зачем же идеологическую дрянь к себе тащить! Как будто других развлечений нет.

— Давайте проведем собрания, а завтра съездим в Камск. Вот и развлечемся, — предложила Дина Ивановна, подумав о Наде и о своем «бедном Димке».

— Поедем, рыбку половим, — не раздумывая, согласилась Зарифа. — Я уж забыла, как она ловится, а у себя в деревне, когда была девчонкой, бегала на речку с удочкой. Один раз мать меня поймала, удилище изломала да этой же талинкой и выпорола.

28

Гневно говорил когда-то бабай Гайфуллин о бездушии городских людей и города боялся, как чумы, а вот приехал к Низамовым в Светлогорск и загостился: все ходил по улицам, присматривался, держась сухими руками за полы засаленного бешмета, вертел во все стороны белой козлиной бороденкой.

— Богато живете, артельно, — сказал он Зарифе, встретив ее на площади возле горкома, где распустились неслыханно крупные белые и красные цветы, удивленно-ласково прикоснулся жесткими пальцами к махровой шапке цветка. — Что за диво?

Зарифа улыбнулась, тронутая простодушным восхищением Гайфуллина.

— Это пионы, везде такие посадим.