Том 5. Дар земли

— Оттого, что мямля. Вот отчего! — Хаят взяла Зарифу под локоть и оглянулась на Гайфуллина, с интересом наблюдавшего за маленьким мальчиком, ехавшим на трехколесном велосипеде. — Она влюбилась… А наш ати запретил… Любить-то он не смог запретить, она и сейчас того человека любит, но выйти замуж за него отец ей не разрешил. Сказал, что этот парень — шалопай, непутевый.

Зарифа слушала, все больше хмурясь и даже как-то сразу постарев.

— Что же Минсулу?

— Плакала. И сейчас плачет иногда, однако встречаться с тем парнем перестала. Я… — Хаят порозовела, — я носила записочки… Ведь жалко! А потом он уехал куда-то. После того ани говорила о других женихах, но уж тут сестра уперлась.

— Ну хоть в этом молодец! Страшное дело — выйти замуж без любви: нельзя, чтобы отцом твоих детей стал человек нелюбимый, а то и ненавистный. Нет ничего хуже на свете! Как же Ярулла Низамович! — почти жалобно вырвалось у Зарифы. — Одно дело по молодости, по темноте, по въевшейся рабской привычке… Но теперь?..

— А что в молодости? — Хаят заглянула в глаза Зарифы. — Вы сами без любви вышли?

Они почти одного роста — юная девушка и умудренная жизнью женщина. Говоря о самом задушевном, они тоже были равны, поэтому Зарифа сказала с горестной откровенностью:

— Да, меня помолвили, не спрашивая моего согласия. Я никогда не испытала того счастья, ради которого влюбленные тянутся друг к другу даже под угрозой смерти. То, что происходило у нас с Магасумовым, только оскорбляло меня.

— Я не выйду замуж без любви! — сказала Хаят, потрясенная словами и непривычным выражением печали на всегда веселом лице Зарифы-апы. — Пусть будет кто угодно, лишь бы он нравился мне.

— Если выскочишь за кого придется, мой Салих будет очень несчастен. Ты, наверное, догадалась, что он тебя любит?

— Знаю. Он уже подговаривался, но я пока ничего к нему не чувствую.

— Тогда не спеши! — Зарифа рассмеялась, порывисто обняла и прижала к себе девушку. — Жалко Минсулу! Но как это похоже…

— На кого?

— На молодого Яруллу Низамовича.

29

Дома Хаят сразу прошла в ванную, сняла платье, торопливо, пока не увидела мать, скинула спортивные трусики и майку. Бюстгальтера она еще не носила: крошечные грудки любопытно уставились в зеркало.

«Будешь матерью!» — сказал бабай Гайфуллин.

Смешно! Как можно кормить ребенка этой маленькой грудью? То ли дело, когда жена брата, Фатима, кормит своего крикливого Рустема!

Хаят завидует дородству Фатимы.

«Мне бы такой быть! — думает она, пытаясь сжать ладонями груди, чтобы между ними получилась тесная складочка. — Нет. И, наверно, никогда так не будет! И лицо у меня сверху широкое, книзу заостренное, словно яичко, а у Фатимы щеки пухлые и до чего же славный второй подбородочек».

В первые месяцы замужества Фатима высохла, словно щепка, глаза ввалились, зато после родов откуда что взялось!

Подружки Хаят болтали по этому поводу разные разности, но ведь то лишь догадки девичьи!

Она повернула кран в загудевшей газовой колонке и, радостно поеживаясь, вошла под веселый ливень еще прохладного душа.

После брачной ночи полагается омываться водой с макушки до пят, и раньше бегали с кумганами в сени или плескались на кухне за печкой, а теперь можно пойти в ванную комнату с большим зеркалом, со стенами, облицованными глянцево блестящим кафелем. Нацеловаться до полусмерти, а потом встать под ласковый дождик, звонко льющийся в молочно-белую ванну.

Девушка сделала серьезное лицо, представив себя новобрачной, окруженной завесой прозрачной дождевой фаты. Но в тоненьком большеглазом подростке еще много детского, и она начинает шалить: взбрыкивает, как теленок, ногами, ловит воду ртом, шлепает себя легкими ладонями по бедрам.

— Прелесть! Прелесть! — весело бормочет она, крутясь и пританцовывая.

— Что ты там устраиваешь? — спрашивает мать, подойдя к закрытой двери.

— Купаюсь. Я ведь прямо со смены, — отвечает Хаят, заранее ограждая себя от обвинений бабая Гайфуллина: возьмет да и расскажет, как она играла в волейбол (иногда, по ее мнению, ради сохранения мира в семье не мешает отпереться от правды).

Все-таки она до сих пор побаивается матери. Наджия была кротка с детьми, пока они не выходили из младенческого возраста, зато потом держала их в строгом повиновении.

— Почему так долго сегодня? — спросила она, когда Хаят в свежевыглаженном ситцевом халатике села за стол.

У каждого свои интересы и развлечения, даже у Рустема, которому недавно исполнилось полгода. Вот он сидит на высоком стульчике, крепкий, беленький, что-то бормочет, грызет беззубыми деснами игрушку. Ему нравится стучать кулачонками по столу, нравится обращать на себя общее внимание. Только у мамы Наджии нет никаких развлечений, наверно, ни разу не занимала ее мысль о гимнастике и спорте, о красоте рук и лица, о модах, театрах.