Для науки тоже становится ясным, что Мир бессмертен, что смерти вообще не существует, ибо сама наука и говорит, что в мире ничего не умирает, а следовательно, и не рождается, что существует нечто, которое называется пока «материя», которая имеет качество бессмертия, от этой Материи все и зависит, все виды, формы произошли от нее или, вернее, состоят из нее (это самое ужасное), потому что если бы все произошло из нее, то еще нужно будет найти это нечто, что создало материю.
Таким образом, пока что наука создала другого Бога, который и называется «материя», это точное его название, качества которого и совпадают с Богом поповским и народным — он не рождался и не умирает, от него все происходит; но только Бог, народом установленный, все же есть начало высшее над Материей, ибо сама Материя произошла от него. Материя — это только начало.
Но дело не в этом, Бог ли это или Материя. Важно то, что противники сошлись на одном начале и признали это начало бессмертным. Таким образом, мистичность происхождения начала является и в том, и другом, недаром же современность материалистического учения стремится не столько опровергнуть мистику, сколько приблизить ее к материалистическому пониманию, — не важно, писать Бога с маленькой или большой буквы, но важно, чтобы «бог» был материалистично понимаем.
«Мир как материя», ибо без материи ничего существовать не может, материя вездесуща как Бог, но здесь бы религиозный человек сказал: «Да суща потому, что сущ Бог, суще представление о Боге в каждом виде материи».
Поэтому в каждом религиозном человеке сущ Бог, как и в каждой другой твари. Поэтому религиозный человек видит Бога всюду, но и видит Бога и отступающим от материи вида, и как это только случается, Материи вид впадает в грех и гибнет. Так бывает в первую очередь с человеком. И для того, чтобы не развалиться, человек делает себе образ представляемого Бога, чтобы видеть его и чтобы он всегда был напоминанием ему.
Наша современность, пытающаяся скинуть Бога как мистическое начало, сама того не замечает, что она делается новым мистическим началом нашего не христианского или <не> магометанского вероисповедания. Мы уже видим, что образ Ленина везде существует — и <в> центре пятиконечной звезды, и в электрической лампе. Мы видим, что образованы уголки по примеру углов христианских, где стояли образ<а> и т. д.
Так что как бы человек не двигался к какой-либо истине, он движется по мистическому пути. Мы не только <не> идем против Бога, но утверждаем это начало везде, без этого начала ничто не может двигаться и, мало того, жить.
Если мы знаем и наука утверждает, что человеческие представления, ощущения не заслуживают веры и ничего действительного не дают и, наоборот, вводят нас в заблуждение, <то> поступаем так же, как поступает любой дикарь; в этом деле мы ничуть не удалились от дикаря, ибо из ничего делаем Бога, пишем образ, делаем памятник, даем бессмертность тому или другому человеку. Мы не можем жить в положении абсолютного безбожного равенства, среди нас должно быть обязательно нечто высшее, святое, среди нас должен быть образ.
Мы также похожи и другой стороной на дикарей, которые в случае неудачи задают порку своим Богам или разбивают их и становят других, тех, которые согласно их же представлениям должны быть лучше и дать ту благодать, которой не дали предыдущие Боги. Таким образом, наше представление до сих пор не может себе представить, какого же надо Бога, чтобы он дал нужную удачу в жизни.
Итак, без Бога нет движения в человеческой жизни. Бог есть цель его достижений, Бог — это то совершенство, к которому человек строит пути и всякую машину. Поэтому Вавилонская башня еще не окончилась, постройка ее идет полным ходом на всем земном шаре, Вавилонская башня имела своей целью Бога, посредством <нее> человек смог бы достигнуть неба и достигнуть Бога. Сегодня мы высмеиваем Вавилонскую башню, но сами того не замечаем, что каждый железнодорожный путь есть только подъездной путь к той же Вавилонской башне; ничуть ничего не изменилось, все те же люди, все так же не понимают друг друга, все так же смешаны их языки, все так же существуют разнообразные методы, все так же изобретают усовершенствованные орудия. А неба достигнуть нельзя, несмотря на то, что наша современность признает его существующим на земле.
Во всех наших делах, не только духовных, но и экономических, существует одна и та же башня и одно и то же стремление к совершенному образу, действительность которого нам неизвестна. Поэтому и все наши орудия техники, все наши изобретения, все наши пути ни на чем не обоснованы, как только на чистом нашем представлении, никакой материальности не существует, на чем можно было бы построить крепкий фундамент. Ибо сама материя есть наше представление, которое никогда вдобавок не может быть точным, но <всегда> относительным.