том 6

И тут СТО в том же постановлении 24 июня обязывает "Совет военной промышленности включить в программу, а отдел металла ВСНХ принять срочные меры к организации работ по изготовлению частей (дисков и валов) машин высокой частоты, системы проф. Вологдина…".

Для постройки радиобашни на Шаболовке нам не хватало железа. Наши агенты узнают, что в Смоленских складах у военного ведомства имеются большие запасы швеллерного железа и что используется это железо неправильно. Иду к Владимиру Ильичу, рассказываю ему нашу нужду. Он говорит: "Вносите в СНК на ближайшее заседание". Сражаемся с покойным Склянским из-за этого железа, и при поддержке Владимира Ильича Шаболовская радиостанция получает из запасов военного ведомства 10 тысяч пудов железа. Так создавалась Шаболовская радиобашня в Замоскворечье, украшающая большевистскую Москву.

Стоит возникнуть каким-нибудь затруднениям по снабжению продовольствием— радиостроителей, Владимир Ильич поручает тов. Горбунову написать об этом тов. Халатову. Тов. Горбунов пишет:

"Лично т. Халатову" (10 декабря 1921 года) "Работа радиолаборатории продолжает иметь то особое важное значение, о котором я сообщал Вам… при указанных условиях вводить изменения в принятый порядок снабжения персонала этого единственного в Республике технического учреждения было бы крайне нежелательно, тем более что речь идет о столь незначительном числе специальных пайков… Прошу отдать распоряжение о возобновлении снабжения радиолаборатории, не меняя ранее установленных Вами норм".

Я бы мог привести множество подобных примеров исключительной заботливости Владимира Ильича, проявившейся к делу радиосвязи, которую он сразу оценил по достоинству, предвидя ее значение в будущем.

ДВА СЛУЧАЯ ИСПОЛЬЗОВАНИЯ РАДИОСВЯЗИ

Владимир Ильич всегда остро реагировал на перебои в работе связи (телефона, телеграфа, радио). Портился ли телефон, обрывался ли прямой провод — это вызывало у Владимира Ильича большой гнев. Из всех средств связи особое внимание и предпочтение оказывал Владимир Ильич радиотехнике. В особых достоинствах радио и его преимуществе перед проволочной связью Владимир Ильич имел случай убедиться на практике. Я помню два эпизода, после которых Владимир Ильич особенно настаивал на развитии нашего радиостроительства. Первый случай имел место во время мятежа "левых" эсеров в Москве (июль 1918 года). Отряд Попова занял телефонную станцию. Меня из Кремля отправили с латышским отрядом ее отбить. Мы отправились на грузовиках с пулеметами к телефонной станции; назвавшись "левыми" эсерами, мы "сменили" отряд поповцев и засели на станции. После препирательств я заставил старшего инженера Коробова выключить всю станцию. У меня был на руках список важнейших "наших" телефонов, врученный мне в Кремле тов. Подбельским. По этому списку мы начали включать один за другим телефоны. Первый телефон, который после выключения всей станции был "оживлен", — это телефон Владимира Ильича в его переговорной будке. Звоню туда… Слышу "алло" Владимира Ильича. Докладываю ему о занятии станции и сообщаю, что пока работает только его телефон, все остальные молчат. "Немедленно включайте по списку наши телефоны. Включайте Московский штаб". Я сообщаю Владимиру Ильичу свой телефон и проверяю по списку, как идет включение "наших" телефонов. Комиссар станции Пупко, бывший эсер, начинает бузить. Я его удаляю со станции. Звонит Владимир Ильич:

"Товарищ Николаев, эсеры заняли телеграф. Немедленно свяжитесь с Ходынской радиостанцией и дайте циркулярное распоряжение от имени Совнаркома по всем приемным радиостанциям, что бандиты заняли Центральный телеграф… Считать все телеграфные распоряжения с такого-то часа провокационными".

Наскоро составляю проект радиограммы, по телефону согласовываю с Владимиром Ильичем и звоню на Ходынку дежурному радисту:

"Говорит Николаев. Передайте циркулярное распоряжение от Председателя СНК товарища Ленина, которое я вам сейчас продиктую". — "Не могу. Откуда я знаю, что это товарищ Николаев? Голос может быть похожим; сюда уже звонили, я по телефону принимать распоряжений не буду; мне запретил комиссар". Прошу вызвать комиссара. Комиссара нет. Наконец меня осеняет мысль: я сегодня был на станции и передавал одному партийцу радисту секретное поручение. Об этом знали только мы двое. Прошу вызвать этого товарища. К счастью, он дежурил на станции, подходит к телефону. Ему уже было, по-видимому, сказано, в чем дело, и он сразу стал мне говорить о том, что нельзя передавать такие распоряжения по телефону. "Да ведь вы узнаете мой голос?" — "Как будто да, а вдруг провокация?" Тогда, чтобы убедить его, я намекаю о нашем секретном разговоре. "Теперь вы уверены, что это я?" — "Да, уверен". — "Тогда немедленно, без всяких отговорок, принимайте радиограмму и давайте скорей в эфир".