том 6

Я позвонил Владимиру Ильичу и рассказал о тех затруднениях, с какими мне пришлось выполнять его распоряжение. Он похвалил радистов и сказал, что позвонит в Московский штаб и даст распоряжение отправить отряд для охраны радиостанции. "Радио окажет нам большую услугу", — заметил он. Тут же Владимир Ильич дал мне инструкции, как включать телефоны сверх указанных в списке. Он сказал, что в Кремле будут дежурить три человека, в том числе и он. "Голоса вы хорошо знаете?" — спросил Владимир Ильич. "Да". — "Каждый заявленный телефон вы сообщайте нам в Кремль. Мы будем проверять владельца телефона через Московский штаб и после проверки сообщать вам для включения. Остальное делайте вы".

Так почти до утра один за другим включались "наши" телефоны, и я до утра слышал в кремлевском телефоне то голос В. Д. Бонч-Бруевича, то голос неутомимого Владимира Ильича. "Левые" эсеры телефонной связи были лишены. Впоследствии Владимир Ильич, вспоминая при разговоре этот случай, когда посредством радио ему удалось предупредить всех председателей исполкомов и партийных организаций о захвате эсерами Центрального телеграфа, внушительно говорил о том, как необходимо нам использовать все ресурсы и всех специалистов этого дела для развития радиосвязи.

Второй случай относится ко времени германской революции.

"Не будь радио, мы долго не узнали бы о том, что делается в Германии", — говорил Владимир Ильич, когда по радио были получены первые сведения о германской революции.

Ясно помню этот эпизод. На Ходынке было перехвачено сообщение германской радиостанции о захвате революционными рабочими и солдатами поездов и о продвижении вооруженных рабочих к германской столице. Вечером, когда мне сообщили об этом с Ходынки, я немедленно позвонил Владимиру Ильичу. Он просил меня приехать и зайти прямо к нему в комнату, где помещался телефонный коммутатор, около его кабинета. В ответ на его просьбу подробно рассказать содержание перехваченной радиограммы я предложил позвонить прямо на станцию и записать то, что принято радистом. Так и сделали. Я связался с радиостанцией, там оказались еще новые известия из Германии. Мне передают по телефону содержание этих радио, а Владимир Ильич записывает: "Вооруженные отряды фронтовиков и рабочих захватывают поезда"… Дальше говорится о вооруженных столкновениях. Владимир Ильич восклицает: "Это наш июль!" Отчетливо помню эту реплику и сияющее лицо Владимира Ильича. Потом он нетерпеливо говорит: "Дайте мне трубку, я сам буду слушать и записывать, так быстрее". Я понял, что ему непосредственно со станции хочется слушать об этих исторических событиях, имеющих огромное влияние на судьбы мировой революции.

Никогда не забуду этих 20 минут. Владимир Ильич на маленьком столике записывает огненные слова о первых революционных победах германского пролетариата. В одной руке у него карандаш, в другой — телефонная трубка. Он весь — напряжение, вскидывает на меня сияющие глаза, повторяет вслух наиболее интересные места радиограммы, чтобы и я слышал. Подает реплики: "За ними пойдут другие", "Все идет хорошо!" Напишет несколько фраз и снова: "Это очень хорошо!" Лицо Владимира Ильича отражало все его переживания: смелую уверенность, радость, восторг… Вот тучка набежала. Я думаю: "Ну, что-нибудь неладное!" Владимир Ильич прекратил запись. Я гляжу на него вопросительно. Он останавливает диктовавшего радиста: "Подождите, товарищ. Не разберу, повторите слово перед этим"… С каждой новой приятной вестью оттуда, из Германии, он весь оживлялся. Ему было страшно неудобно писать, на стуле он сидел неспокойно. Я все ждал: вот вскочит он и будет быстро ходить по комнатушке, потирать руки и говорить об открывающихся перспективах. Отдельные места радиограммы Владимир Ильич читал вслух. Я был заражен его возбуждением, не мог оторваться от лица Владимира Ильича. Таким прекрасным было оживленное лицо незабвенного вождя!

"Все? Спасибо, товарищ", — говорит в трубку Владимир Ильич.

Потом он обращается ко мне: "Радиограмма принята" — и просит, чтобы я в любое время звонил ему, как только еще что-нибудь будет перехвачено из Германии. Условились также о немедленной пересылке ему всех перехваченных из-за границы радио. Тут Владимир Ильич заторопился. Я понял, что ему захотелось скорее поделиться свежими радостными вестями с его ближайшими соратниками. Так хотелось мне от него услышать оценку событий в Германии! Ведь это должно было ускорить и углубить развитие нашей революции, закрепить наши первые победы! Но задерживать его было неудобно. "Да, у немцев июль! Посмотрим, как они перейдут к Октябрю, — угадывая мои мысли, сказал Владимир Ильич и, прощаясь, добавил: — Замечательная вещь это радио…"

Делу радиостроительства и радиосвязи он после рассказанных двух эпизодов оказывал еще большее внимание, непрерывно проявлял к нему интерес и фактически руководил им, направляя работу своими ценнейшими практическими указаниями, иногда браня нас за промахи, и никогда не забывал поощрять успехи лучших работников в этой трудной области.[190]