Он, на плечах у которого была такая великая работа и величайшая ответственность, работал в последние годы так, как будто он родился Председателем Совнаркома, руководителем Коминтерна, как будто он всегда управлял величайшим государством, а не был голодным эмигрантом, живущим на чердаках, тюремным сидельцем и ссыльным. Вся машина управления партией и государством шла в его руках настолько плавно, как будто все это делается мимоходом. И это — в такие годы, как 1918, 1919. И в самые тяжелые минуты, когда Деникин подходил к Орлу, когда у нас в нескольких верстах от Петрограда был враг, когда утром убили Урицкого, а вечером стреляли в него самого, когда косили целые полки на фронтах, когда мы не умели еще обращаться с оружием, когда история громоздила на каждом нашем шагу препятствия, — с каждым таким препятствием он становился еще спокойнее, еще сдержаннее, и еще плавнее шла у него машина. Он сам не спал по ночам, но если вам приходилось проводить ночь в соседней комнате, то на утро Владимир Ильич беспокоился о том, что вы плохо спали, делая вид, будто он сам проспал всю ночь отлично. Так работал и жил этот человек.
Товарищи, он буквально сгорел на работе. Теперь мы знаем результаты вскрытия, специалисты видели его мозг и объяснили нам каждую его извилину. Лучшие немецкие профессора сказали: несгоревшего на работе осталось у Владимира Ильича четверть мозга. Мы удивляемся могучести Владимира Ильча, тому, что он с четвертью мозга сохранил так много интеллектуальной силы. Он еще глубже, чем любой человек со здоровым мозгом, понимал все положение вещей. Вы знаете, товарищи, глупые легенды, которые наши враги пытались пустить в ход, чтобы «объяснить» причину болезни Ильича. Лучшие представители науки не оставили камня на камне от этих сплетен, лучшие светила науки сказали: «Этот человек сгорел, он свой мозг, свою кровь отдал рабочему классу без остатка».
Он все время оставался на посту. Владимир Ильич никуда не выезжал, он все это время стоял на вышке, напрягая последние остатки своих сил и чувствуя, что отвечает за всю политику. Он брал на себя ответственность даже за назначение начальника дивизии, за важные стратегические вопросы в гражданской войне, за все, за все вопросы о назначениях, о всяких конфликтах в той или другой организации, в том или другом наркомате. Он вникал во все. Его интересовала работа в каком-нибудь волисполкоме или комитете крестьянской бедноты. Он волновался вопросами о народном образовании, даже такие вещи, как кинематографы и учебники, — словом, все, из чего складывается жизнь государства, — все проходило через мозг Владимира Ильича. Он принимал десятки людей в день, он не жил, а горел, и горение было какое-то плавное, постепенное. И никто не сказал бы, что этот человек болен, потому что Ленин умел внутренние стороны своей собственной работы скрывать. Он других заставлял отдыхать, лечиться, говоря: «Ты — частица живого инвентаря нашей партии», а об отдыхе и лечении для себя никогда не думал.
Конечно, партия делала все возможное, чтобы поставить его в нормальные рамки работы, чтобы дать ему помощников на каждом шагу. Но все, что партией ни было сделано, оказывалось тщетным, — воля его, особенно во всем, что касалось работы, была непреклонна. Владимир Ильич был самым дисциплинированным членом партии. Решения партии были для него законом. Но в вопросе об его собственной работе он нарушал дисциплину, и тут постановления Центрального Комитета нашей партии, которые были для него законом, он обходил.
Теперь, когда мы получили возможность глазами крупнейших специалистов оценить работу его мозга, мы все видим, что он сгорел на работе, что он отдал не только свой выдающийся талант, не только весь огонь своего сердца рабочему классу, но и свой мозг, с необыкновенным количеством извилин, отдал целиком и безвозвратно на служение первой победоносной пролетарской революции.
Он отлично отдавал себе отчет в том, что его здоровье плохо: он еще в 1922 году иногда говорил об этом близким и друзьям. В 1922 году, когда появились первые признаки его болезни, он стал изучать медицинские книжки и по ним прекрасно ставил сам себе диагноз. И тем не менее он считал, что он поставлен на такой пост, что до последней минуты, до последнего вздоха, до последней секунды, пока он может работать, он должен этой гигантской исторической работой руководить.
Так сгорел наш великий вождь и учитель, товарищ и друг, который по возрасту своему мог бы еще работать добрых десять лет, чтобы провести нашу страну через самые большие трудности.[1]
М. И. Калинин
ВОЖДЬ РАБОЧЕГО КЛАССА