Я опротестовал это решение главнокомандующего, прося хотя бы отсрочки выполнения его. Протест был отклонен, и вторично был указан самый минимальный срок для отправки полка в Серпухов. Делать было нечего, пришлось выполнять.
Видя мое затруднение, один из членов РВС[5]
Восточного фронта спросил меня, почему я считаю, что Латышский полк трудно заменить. На мою реплику, что этот полк высоко боеспособный, он спокойно ответил, что я очень заблуждаюсь, если считаю, что другие полки, находящиеся на этом же направлении, менее боеспособны и что, в частности, Владимирский рабочий полк, пожалуй, по боеспособности даже выше Латышского полка, так как последний достаточно утомлен.Приказание было отдано — владимирцы сменили Латышский полк. Немного спустя на бугульминском участке развернулись боевые действия. Владимирцы не только оправдали оценку, данную им, но и показали себя значительно выше того, что в империалистическую войну вкладывалось в понятие боеспособности части. Рабочие-владимирцы дали мне первый урок боевой оценки частей Красной Армии.
Участвуя в создании Красной Армии на Восточном фронте, внимательно следя за каждым шагом ее роста, я сам на себе чувствовал, как под политическим руководством Владимира Ильича Красная Армия становилась доподлинным инструментом политики рабочего класса, становилась носительницей великих задач пролетарской революции.
Особо приходится отметить политический рост Красной Армии, доведенной до осознания своих задач как задач борьбы мирового пролетариата. После этого становятся для меня особенно понятными слова Владимира Ильича, произнесенные им в Московском Совете 5 мая 1920 года, что "ни одна армия — ни французская, ни английская — не могла выдержать того, чтобы ее солдаты на русской почве способны были сражаться против Советской республики"[6]
.В вопросе организации борьбы в целом помню мое удивление тому, каким образом было достигнуто полное уничтожение граней между тылом и фронтом. Тыла, по сути дела, просто не существовало. Достигнуто это было правилом Владимира Ильича, согласно которому "раз дело дошло до войны, то все должно быть подчинено интересам войны, вся внутренняя жизнь страны должна быть подчинена войне, ни малейшее колебание на этот счет недопустимо"[7]
. Это было сказано перед войной с белополяками, но вся гражданская война Владимиром Ильичем была проведена по этому, как Владимир Ильич говорил, правилу: все интересы страны и вся внутренняя жизнь страны были подчинены гражданской войне. При этих условиях вся страна была военным станом. Абсолютно новым в военном деле тут является постановка требованияСамо собою ясно, что и перестройка, и создание новых органов были подчинены требованию политики.
При этих условиях внутренняя жизнь страны действительно могла быть подчинена войне, и она была ей подчинена.
Руководство Владимира Ильича гражданской войной, повторяю, является законченной наукой о войне всей страной. Эта наука особенно ценна теперь, когда война выливается в технические формы борьбы, когда вся борьба разворачивается вглубь на громадные пространства и когда население страны уже не сможет в порядке самотека
Руководство Владимира Ильича сказывалось непосредственно на отдельных участках борьбы.
У меня сохранилось отчетливо воспоминание об этом по Восточному фронту, относящееся к периоду наших неудач на фронте.
Расстроенные части Красной Армии откатывались, теряя и устойчивость, и порядок, но еще едва были заметны признаки наступающей стабилизации боевой линии, как уже появлялись новые живые силы на подкрепление обескровленных частей фронта. Поднимались новые коммунистические кадры, новые рабочие отряды — сперва прифронтовых районов, позднее из центра. Основной костяк Красной Армии креп, цементировался. Затем уже очередная мобилизация призываемых в Красную Армию восстанавливала утраченную в тяжелых боях численность.
Замечательна кипучая в этих случаях работа, проходящая по каналам центра. Вопрос идет не только о живой силе. Работа эта приводила в движение все силы и средства громадных районов и поднимала их на оборону. Производилась мобилизация внутренних ресурсов.