Том 6. Нума Руместан. Евангелистка

Как приятно делать дела, если это не сопровождается лавочной скукой, если переговоры можно вести за обедом или на крыльце, сняв пиджаки! О вереницы ярмарочных балаганов вдоль Луговины на берегу Роны, которая и сама-то была текучей ярмарочной площадью, покачивавшей на своем лоне всевозможные суда, «лапо» с латинским парусом,[42]

приплывшие из Арля, Марселя, Барселоны, Балеарских островов с грузом вин, анчоусов, пробки, апельсинов, украшенные пестрыми флагами и плакатами, которые хлопали на вольном ветру и отражались в быстрых водах реки! А возгласы, крики, пестрая толпа испанцев, сардов, греков в длинных рубашках и вышитых туфлях, армян в меховых шапках, турок в расшитых золотом безрукавках и широких серых холщовых шароварах, с веерами в руках, толпа, суетящаяся в ресторанах под открытым небом, у ларьков с детскими игрушками, тростями, зонтами, ювелирными изделиями, фуражками, курительными свечами! А то, что именовалось «прекрасным воскресеньем», то есть первое воскресенье после открытия ярмарки, попойки на набережных, на судах, в прославленных тратториях — в «Виноградной беседке», «Большом саду», «Кафе Тибо»! Кто видел все это хоть раз, тот не мог забыть о Боке рекой ярмарке до конца своих дней.

У Мефров народ чувствовал себя совершенно свободно, почти как на Бокерской ярмарке. Да лавка их и впрямь напоминала своим живописным беспорядком импровизированную ярмарочную выставку южных продуктов. Здесь громоздились доверху наполненные, сползавшие набок мешки с золотистой мучкой, турецким горохом, крупным и твердым, как охотничья дробь, сладкими каштанами, пыльными, морщинистыми, словно личики старушек, собирающих в лесу хворост, глиняные сосуды с маслинами, зелеными, черными, консервированными, сушеными, бидоны с золотистым растительным маслом, у которого фруктовый привкус, бочонки с апсскнм вареньем из дынной и апельсинной корки, из инжира, из айвы, с залитыми патокой отбросами фруктового рынка. Повыше, среди солений и консервов в бесчисленных стеклянных и жестяных баночках, можно было найти лакомства, являющиеся специальностью каждого города, — засахаренные орехи и сухие пирожные Нима, нуга Монтелимара, сушеные молоки и сухарики Экса — все в позолоченной упаковке с этикетками и с факсимильными подписями фабрикантов.

Затем первины, груды фруктов, словно только что собранных в южном, не знающем тени саду, где каждый плод, еще окруженный мелкими зелеными листиками, кажется самоцветным камнем, плотная ююба цвета только что отлакированного красного дерева рядом с бледно-желтыми ягодами итальянского боярышника, инжир разных сортов, сладкие лимоны, зеленый и красный перец, пузатые дыни, крупный лук в цветастом оперенье, мускатный виноград с продолговатыми прозрачными ягодами, с мякотью, переливающейся, словно вино в прозрачном мехе, связки полосатых, черных с желтым, бананов, груды апельсинов, красных гранат с золотисто-коричневыми пятнами, похожих на ядра из красной меди, с торчащим из них, зажатым в плотном венчике фитилем. Наконец, всюду — на стенах, на потолке, по обе стороны двери, среди хаоса сухих пальмовых ветвей — ожерелья чеснока и лука, сладких рожков, связки печеночных колбас, гроздья кукурузы, словом, целый водопад ярких теплых красок, все лето, все солнце Юга в коробках, мешках, глиняных сосудах, улыбающееся сквозь запотевшие стекла витрин тем, кто идет мимо по тротуару.

Старик Вальмажур расхаживал по магазину веселый, с раздувающимися от возбуждения ноздрями. Дома он ворчал на сына и на дочь, если ему надо было хоть что — нибудь сделать; пришив пуговицу к жилетке, он поток часами отирал со лба пот и хвастался, что «работал, как вол». Здесь он всегда готов был подсобить, снять пиджак, чтобы забить или распаковать ящики, и при этом походя засовывал себе в рот конфетку, маслину, развлекая всех, кто работал тут же, своими ужимками и прибаутками, и даже раз в неделю, когда Мефры получают из Прованса «-брандаду», допоздна задерживался в магазине, помогая упаковывать посылки клиентам.

«Брандада»— самое что ни на есть южное блюдо: треска под острым соусом — бывает только в «Продуктах Юга», но зато самая настоящая, белая, как сливки, очищенная от костей, с чесночком, такая, как ее готовят в Ниме, откуда она и доставляется Мефрам. Она прибывает в Париж в четверг вечером со скорым семичасовым поездом, а в пятницу утром ее получают постоянные клиенты Мефров, те, что записаны в приходо-расходную книгу. В этом торговом журнале с мятыми страницами, пахнущими пряностями и растительным маслом, изложена история завоевания Парижа южанами, в него занесены целыми столбцами фамилии людей с большим состоянием, видным общественным положением, фамилии владельцев крупных предприятий, знаменитых адвокатов, депутатов, министров и, между прочим, имя Нумы Руместана, южанина вандейца, опоры алтаря и трона.