Том 6. Письма 1860-1873

Mais alors quel sens attacher à toutes nos diatribes contre les doctrines de l’église romaine et ses grands théologiens, qui condamnent, rien que par esprit de routine, les écrits tels que ceux de Хомяков, que font-ils autre chose, si ce n’est de parodier misérablement le catholicisme ultramontain?

Mille respects.

Тютчев

Dixi et animam salvavi.

Перевод

7 ноября

Милостивый государь, граф Дмитрий Андреевич,

Смею верить, что не совершаю бестактности, привлекая ваше внимание к факту, который, на мой взгляд, заслуживает того, чтобы отнестись к нему со всею серьезностью. Это запрет, наложенный нашей духовной цензурой на второй том сочинений Хомякова… Не побоюсь сказать, что такое решение воистину позорно. — В кои-то веки появилась у нас книга, содержащая в высшей степени разумную похвалу православной церкви, православной доктрине, книга, которая произвела глубокое и самое выгодное для православия впечатление на крупнейших богословов диссидентской Европы, и эта-то книга изымается из обращения — не в Риме, а в самой России; неужели подобному проявлению чудовищной косности не воспротивится ум, равный вашему?!!^*

Но как же тогда расценивать все наши нападки на римскую католическую церковь и ее знаменитых богословов, клеймящих сочинения вроде Хомяковских исключительно из духа консерватизма; что же это, как не скверная пародия на ультрамонтанство?

С глубочайшим почтением.

Тютчев

Dixi et animam salvavi.[60]

Тютчевой Е. Ф., 8 ноября 1868^*

186. Е. Ф. ТЮТЧЕВОЙ 8 ноября 1868 г. Петербург

P<étersbourg>. Ce vendredi. 8 nbre

Ma fille chérie. Ma lettre d’aujourd’hui n’est qu’un billet d’accompagnement, destiné à acheminer une lettre que j’ai reçue hier de ma femme et qu’elle me recommande de te faire tenir. Elle ne t’apprendra rien de nouveau, si ce n’est sa résolution de plus en plus arrêtée d’éviter Moscou, et les Путята, comme tu penses bien, sont pour beaucoup dans cette détermination. L’appréhension d’une scène de famille au passage la rend tout à fait féroce^*, comme tu le verras par sa lettre.

Mille amitiés à Anna à laquelle j’écrirai prochainement. Certes, personne n’est plus pénétré que moi de la vérité de tout ce qu’elle me dit au sujet de son mari. C’est bien ainsi que je l’ai toujours compris et considéré. C’est une de ces natures à tel point saine et entière qu’elle fait l’effet d’une anomalie par le temps qui court. — Les Anciens avaient une image ingénieuse pour caractériser ces natures fortes et douces, en les comparant à un chêne, à l’intérieur duquel les abeilles seraient venues déposer leurs rayons de miel^*.

J’espère toujours qu’Aksakoff donnera suite, et sans trop tarder, à cette série d’articles qu’il se proposait d’écrire sur la question du Concile^*, à laquelle se laisserait si bien rattacher tout un monde des questions, toutes palpitantes d’actualité. Mais il faudrait maintenir, autant que faire se pourra, à ce qu’il écrira à ce sujet, les allures et le ton de la polémique quotidiennes.

Hier, ayant appris que la censure ecclésiastique avait frappé d’interdiction le 2 vol. de Хомяков, j’ai aussitôt écrit au Comte Tolstoy^* pour protester contre un pareil scandale, et il m’a aussitôt répondu qu’il avait ignoré une pareille décision et qu’il s’emploierait à la faire révoquer. Dieu le veuille.

Le livre de Samarine est toujours encore à l’ordre du jour. Il ne se passe presque pas de jour que je ne signe une centaine de permis^*

.

Bonjour, ma fille chérie, à une autre fois.

T. T.

Перевод

Петербург. Пятница. 8 ноября

Моя милая дочь. Сегодняшнее мое письмо — всего лишь сопроводительная записка к письму, которое я вчера получил от жены и которое она поручает мне переправить тебе. Из него ты не узнаешь ничего нового, разве только о ее все более и более укрепляющемся намерении миновать Москву, и как ты понимаешь, к этому решению она склоняется главным образом из-за Путят. Мысль о предстоящей там сцене семейного согласия приводит ее в совершенную ярость^*, как ты это увидишь из ее письма.

Передай мои сердечные приветствия Анне, в ближайшее время я напишу ей. Конечно, вряд ли кто-нибудь убежден более, чем я, в справедливости всего, что она говорит о своем муже. Именно таким я его всегда и считал. Это натура до такой степени здоровая и цельная, что в наше время она кажется отклонением от нормы. — У древних был очень меткий образ для характеристики таких сильных и добрых натур — они сравнивали их с дубом, в дупле которого угнездились медоносные пчелы^*.

Я все еще надеюсь, что Аксаков продолжит, и не слишком откладывая, серию статей, которую он намеревался писать о Соборе^*, — с этим вопросом можно было бы очень естественно связать множество других самых животрепещущих вопросов. Однако следовало бы, насколько это возможно, сохранить во всем, что он будет писать на эту тему, тон и манеру повседневной полемики.