Том 6. Под солнцем тропиков. День Ромэна

Под упругим размеренным шагом гиганта чуть хрустели сосульки, устилавшие пол галлереи; под взбросом беспорядочных ног пионера они стенали журливо и брызгались в стороны звенящими клиньями.

Отрысив километров пять, Бамбар-биу задержался у поворота подземной анфилады. Здесь солнечный ток буравил стену рядом с дощатым квадратом, укрепленным на чугунном стативе. Такой же квадрат пониже, правее и отступя от первого смотрел на друзей своей лицевой стороной – зеркальной. За поворотом начинался мрак. Бамбар-биу повозился с первым квадратом и установил его лицевой стороной, тоже зеркальной, под легким наклоном книзу, навстречу лучу. Зеркало поймало луч и отбросило его туда, где находился второй квадрат. Когда и этот второй был установлен по законам оптики, мрак, заполнявший продолжение анфилады, прорезался искристым лучом.

Еще пять раз, пятью остановками, прерывался поспешный бег друзей, и каждый раз Бамбар-биу вспоминал физику, чтобы подчинить расположение зеркал законам отражения света.

– Мое изобретение, – горделиво высказался он, не дождавшись от Петьки наводящего вопроса. – Обошлась мне в триста долларов, – триста долларов, пожертвованных одним буржуа, который разнежился… под дулом револьвера.

– Ведь земля движется, а твои зеркала неподвижны, – сказал тогда Петька, пытавшийся самостоятельно разрешить загадку. – Кто-нибудь вертит тот колодец, через который проходит первый луч?

– Старый Алкалинта, что значит Разрушенные Глаза, мой старинный друг, живет в шалаше у колодца на высоте 600 метров, – отвечал Бамбар-биу. – Это он освещает нам путь, следя за зеркалами над колодцем, но он ничего не вертит, как ты выразился, а только контролирует изредка часовой механизм, вращающий зеркала…

Они достигли конца подземелья, пробыв в пути ровно три часа. Здесь у стены стояла последняя система зеркал, но Бамбар-биу не тронул ее, так как поворот отсюда мог быть только в обратную дорогу. Он приблизился к стальному рычагу возле стены, имевшему, как у железнодорожной стрелки, тяжелый диск на свободном конце, положил на него руку и ожидающе поднял лицо. В следующее мгновение дрогнул световой поток и пропал.

– Понимаешь теперь, почему я так спешил? – во тьме обратился Бамбар-биу к пионеру. – Старый Алкалинта – с небольшим норовцем человек и с ленцой. Он ассигнует на прохождение подгорного пути всего три часа и ни секунды больше. Просидев три часа у контрольного механизма, он закрывает его и важно удаляется в шалаш ловить горных блох…

С последними словами всею тяжестью своего тела он обрушился на рычаг. После небольшого сопротивления рычаг поддался с собачьим визгом, и в стене открылась сумеречная щель. Бамбар-биу отскочил в сторону, взял пионера за плечи. Отверстие в стене ширилось, струя слабый свет. Когда оно достигло размеров, способных пропустить существо небольшого роста, гигант толкнул в него Петьку. Тот проскочил, опираясь на убегающую выпуклость камня. И только-только успел вслед за ним пролезть Бамбар-биу, – в стене гзякнуло что-то, и камень, чавкнув, плотно стал на старое место.

Друзья очутились во второй пещере, громадной пещере, но затоптанной, проплеванной, ошарпанной. Сталактиты глядели со сводов отшибленными носами, сталагмиты – расковыренные, исцарапанные и обитые – носили на себе имена и фамилии славных экскурсантов. Как в покинутой квартире, пол пещеры был засорен бумажками, окурками и соломой. Свет в нее проникал через расщелину в передней стене, служившую входом.

Запечатлев в памяти своей обстановку и приметы тайника, пионер нагнал гиганта у самого выхода и вместе с ним покинул прохладу и сумерки подземные ради зноя и блистания солнца.

3. Из-под тропика Козерога – в Крапивецк за пять минут

– Скажите, гражданин, папа мой все еще здесь живет? – под окном, к которому я сидел спиной, прозвенел тонкий, с катушечную ниточку, голосок.

Годам моим приличествует степенность, но я перевернулся на стуле с ловкостью и быстротой ярмарочного петрушки.

– Вера? Если не ошибаюсь, Вера? – спросил я, моргая от волнения левым глазом: правым я так и не научился моргать.

– Да, я Вера, дочь техника Лялюшкина, который жил в бане…

Я не знал, что делать, я потерялся, как гривенник из худого кармана.

– Бабушка на дворе, вешает белье… – пробормотал я и стал глядеть исподлобья.

Девочка вытаращила глазенки и немножечко or меня отшатнулась:

– Но… папа? Я про папу… Бабушке я скажу «здравствуйте», если она на дворе…

– Ты скажешь «здравствуйте», а вот что она тебе ответит – неизвестно.

– Почему неизвестно?

– Потому что она тебя спросит: где Петька?