То, что в душевной глубинеМеня заботит, не исчезнетОт звука этих голосов.Лишь грому музыки военнойМой дух всегда внимать готов.(II; 3)
В его душе уже готов мятеж, и он вспыхивает от первых же слов Клотальдо, возвещающего ему, что он наследный принц. Как, он властитель, в его жилах течет царская кровь, и его держали в тюрьме? Он был в небытии, когда его душа безмерна, как горизонт? В бешенстве он готов убить Клотальдо, но тот уходит, бросая ему предупреждение:
Ты дерзновеньем ослеплен,Не чувствуя, что в это времяТы только спишь и видишь сон.Появляется герцог Московии, Астольфо, и Сехисмундо его оскорбляет. Появляется инфанта Эстрелья, и он тотчас же в нее влюблен. Возникает сцена вражды, так как Эстрелья невеста Астольфо, – и слуга, осмелившийся впутаться в эту сцену, немедленно испытав на себе темперамент Сехисмундо, полетел в воду через балкон. Все это так быстро, быстро, и все это так естественно. Когда вслед за этим появляется Басилио, между ним и Сехисмундо возникает достопримечательный разговор. Это диалог между Царем и Принцем, между Отцом и Сыном, между Властителем Небес и Земножителем, между Первоосновой Мира и Человеческой Личностью.
Басилио.
Мне больно, принц, что в час, когда яБыл так тебя увидеть рад,Когда я думал, что усильемВлиянье звезд ты победил,Мне больно, принц, что в первый час твойТы преступленье совершил.Ты в гневе совершил убийство.Так как же мне тебя обнять?. . . . . . . . . . . . . . .Я ухожу.Сехисмундо.
Я без объятийОтлично обойтись могу,Как обходился до сегодня.Ты, как жестокому врагу,Являл мне гнев неумолимый…И, как чудовище, терзал,И умертвить меня старался:Так что ж мне в том, что ты сказал?Что в том, что ты обнять не хочешь?Я человеком быть хочу,А ты стоишь мне на дороге.. . . . . . . . . . . . . . .Благодарить тебя? За что?Тиран моей свободной воли,Раз ты старик, и одряхлел.Что ты даешь мне, умирая,Как не законный мой удел?Он мой. И если ты отец мой,И ты мой царь, – пойми, тиран,Весь этот яркий блеск величьяСамой природою мне дан.Так если я наследник царства,В том не обязан я тебе,И требовать могу отчета,Зачем я предан был борьбе,Зачем свободу, жизнь, и почестьЯ узнаю лишь в этот миг.Ты мне признательным быть должен,Как неоплатный мой должник.Басилио уходит со словами:
Ты варвар дерзостный. Свершилось,Что небо свыше предрекло.Его в свидетели зову я,Ты гордый, возлюбивший зло.Но пусть теперь узнал ты правдуПроисхожденья своего,И пусть теперь ты там, где вышеСебя не видишь никого,Заметь, что ныне говорю я:Смирись, живи, других любя,Быть может ты лишь спишь и грезишь,Хотя неспящим зришь себя.Но Сехисмундо, постигший свою личность, как свободное «я», восклицает: