Поэт актерит, музыкально декламируя свои стихи среди нескольких десятков обманутых звуками слушателей. Разошлись слушатели – и звук разошелся в народе, как дождевая капля расходится в море. Тогда только слово поэта будет действительно волнующим словом, если он умертвит его для себя и сделает знаком, способным в каждом вызывать свое собственное слово.
Итак, поэт, не верь никому, кроме Музы своей, и пусть она поможет живые слова твои заключать в семена, прорастающие в душах неведомых тебе лично людей.
Целиком вопросы жизни решаются только у мальчиков, мудрец их имеет в виду, а решает только частности.
Моя физическая родина елецкая похожа на могилу: поехать на родину совершенно то же, что разрыть могилу матери.
Где же моя истинная родина?
То, что я унес от нее с собой. Родина прекрасная живет в моей душе. Я занимаюсь тем, что спасаю свою родину так же, как птица: строит новое гнездо для своих новых птенцов, хотя старое и сейчас где-то, черное, пустое, мокнет под дождем.
Там в дали апрельской кто-то белым машет, не то петух крылом, не то собака хвостом, не то красная девушка белым платочком. Не все ли равно?
– Не все ли равно, – веселея лицом, сам себе улыбаясь, говорит художник Кузьмин. – Да, четыре года не видеть родины и встретиться с нею в апреле, – тут спрашивать нечего, кто там машет и машет тебе в насыщенную весенними парами земли синеватую даль.
В Литфонде из двери в дверь на быстром ходу встретился с доктором Иваном Ивановичем Маховым.
– Здравствуйте, румяное яблочко! – сказал он, – и все оттого здоровье ваше, что не курите. Вам бы сказать…
– Мало ли
Человек должен быть непременно твердым, а то злые люди любят мягких, добрых и делают их своими костылями. Так и надо помнить, что настоящее зло хромое и ходит всегда на костылях добродетели.
Я стал критиковать наш санаторий, и мне сказали: «А оно так везде: нет авторитета у докторов – и нет санатория». – «Отчего же нет у нас теперь авторитета?» – «Люди умней стали, хотят сами лечиться и не доверяют врачам, хотят пользоваться врачом, как машиной».
Очевидно, тут, как везде: человек подчиненный выходит из слепого послушания – насколько это было легче! – и включается в управление. Но прежде чем управлять доктором, нужно научиться собой управлять. На этом моменте развития мы теперь и остановились: требуется некоторое время, чтобы этому научиться. Вот и учимся сами собой управлять, и оттого кажется, что вокруг нас рушатся авторитеты.
Велика принудительная сила общественного труда, но это не та злобная сила, когда человека хватают и набивают ему под пятки конского волоса. С такими пятками не остается человеку никакого выхода, кроме того, чтобы смириться в положении пленного раба.
Напротив, принудительная сила общественного труда требует от рабочего личного поведения, и тем самым каждому предоставляется выход в царство свободы. Каждый стремится в общественном труде отличиться, набрать тем самым больше и больше охоты в исполнении необходимого дела.
Душа человека – это сам человек, а не тот, кого видят, о ком догадываются по себе.
Все пережитое смотрится в наше время, как в зеркало. И прямо скажу: мы не другие стали, как любят теперь говорить, мы те же самые, только впервые увидели себя и стали прибираться, поправляться, как делают все, увидев себя в зеркале.
Образ Дон Кихота создан был автором в насмешку над реакционной идеологией, а публика приняла в веках этот образ под свою защиту, и он стал подпирать реакционную идеологию у символистов.
Иван Дурак, как русское разрешение темы Дон Кихота. Он вступился за мельницу: «Кто же ему даст теперь ломать мельницы? Хорошо еще ветер был, а будь тихо, чего бы он не поломал?»
Задача: раскрыть простейшее в составляющей его сложности. Кончается сказка, начинается дело. «Где же теперь будет сказка?» – «В наших делах: наши дела будут сказкой».
Как в степи впереди каравана осенью летит туча темная скворцов, так и у нас в лесной местности летит туча разных листьев, птиц, и вслед за тем слышишь нарастающий гул в лесу и спрашиваешь себя: что это грозное и неминучее к нам приближается?
– Вот, слышу, – говорит Дон Кихот, – шелест падающих листьев, свист крыла улетающей птицы, и слышишь, Санчо, топот рокового коня?
Санчо отвечает:
– Слышу, сеньор, шелест и свист. Но только это не конь там, а полуторатонка буксует в грязи.
Дети учат взрослых людей не погружаться в дело до конца и оставаться свободными.
А сегодня день зацвел еще лучше прежнего. В эту ночь недаром мне снилось, будто я какую-то чудесную простую русскую песенку пою и все вокруг меня радуются. Такие сны только в детстве бывают, потому что такое видеть можно только с невозможной для взрослого чистой совестью.