Редко вижу Гранина и Рахманова. Встречаясь, всегда вспоминаем Вас. Будьте спокойны, счастливы. Пишите, я буду ждать. Привет Вашей сестре.
Ваш К. Паустовский.
Как Вы относитесь к стихам. Недавно в Москве умер мой недолгий друг, замечательный поэт Заболоцкий. Может быть, в Париже, в магазине русской книги, Вы сможете достать его стихи (в Москве их давно уже нет). Почитайте. Вот, например, одно. Назвается оно «Журавли».
Вылетев из Африки в апреле К берегам отеческой земли,
Длинным треугольником летели,
Утопая в небе, журавли.
Вытянув серебряные крылья Через весь широкий небосвод,
Вел вожак в долину изобилья Свой немногочисленный народ.
Но когда под крыльями блеснуло Озеро, прозрачное насквозь,
Черное зияющее дуло Из кустов навстречу поднялось.
Луч огня ударил в сердце птичье,
Быстрый пламень вспыхнул и погас,
И частица дивного величья С высоты обрушилась на нас.
Два крыла, как два огромных горя,
Обняли холодную волну,
И, рыданью горестному вторя,
Журавли рванулись в вышину.
Там, вверху, где движутся светила,
В искупленье собственного зла Им природа снова возвратила То, что смерть с собою унесла:
Гордый дух, высокое стремленье,
Волю непреклонную к борьбе —
Все, что от былого поколенья Переходит, молодость, к тебе.
А вожак в рубашке из металла Погружался медленно на дно,
И заря над ним образовала Золотого зарева пятно.
Дорогой товарищ Сивриев, только что получил пакет с фотографиями. «Аз благодаря на Вас за тая голяма услуга». Вот видите, как я уже научился писать по-болгарски! На днях я пришлю Вам свои болгарские фотографии, — сейчас их проявляют и печатают.
Но не это главное. Главное — это то, что мы привязались к Вам, к Вашей семье, к нежной девочке Василине, к Ангелу Каралийчову, к Славчо Чернышеву и ко многим нашим новым болгарским друзьям и благодарны Вам и им всем за дружеское расположение и гостеприимство. Все время вспоминаем Вас и Вашу чудесную страну.
Доехали хорошо, но от Руссы начался сплошной дождь и лил до самой Москвы. В Москве друзья накинулись на нас с расспросами, и я так много говорю, что так же хриплю, как и в Софии.
Пожалуйста, передайте огромный привет от нас Вашей жене, Ангелу Каралийчеву, Чернышеву, Серафиму Север-няку, Веселину Андрееву, Ладе Галиной, полковнику Гетману и всем, кто так сердечно отнесся к нам в наши «болгарские» дни.
Пишите по-болгарски. Я все пойму. А если я не пойму, то поймет Татьяна Алексеевна.
Будьте здоровы и счастливы. Целую Вас.
К. Паустовский.
18 ноября 1959 г. Москва
Дорогой другаре Сивриев! С небольшим опозданием посылаю письмо в редакцию литературной газеты. Это — простая благодарность болгарским писателям за гостеприимство и заботу.
Передайте это письмо, пожалуйста, в редакцию (я не знаю ее адреса). И скажите редактору, что я буду очень ему благодарен, если газета найдет возможным напечатать мое письмо.
Дня через два вышлю Вам фотографии. Есть очень хорошие.
23 ноября я выезжаю в Ялту (так требуют мои врачи). После Болгарии моя астма стала гораздо слабее.
В Ялте я пробуду, должно быть, два месяца. Мой адрес в Ялте — Ялта Крымская, улица Кирова 9, Дом творчества писателей. Но можно писать и на Москву, — мне все письма будут пересылать. Татьяна Алексеевна будет с Алешей в Москве.
Мы Вас целуем. Привет жене и детям. Привет всем друзьям.
Ваш К. Паустовский.
18 ноября 1959 г. Москва
Осенью 1959 года я видел в пловдивском музее золотой аттический клад. Его нашли десять лет назад три брата-землекопа Дейковы.
Они копали глину для кирпичного завода и наткнулись на редчайшую по красоте и ценности золотую скульптуру — работу эллинских мастеров.
Древние сосуды светились в сумрачном музейном зале, как груда больших осенних листьев. Червонный блеск падал от них на все окружающее.
Вот так же, подобно этому кладу, впервые предстала передо мной и осеппяя Болгария — страна, как бы выкованная народными мастерами из светлого золота и красной меди.
Несмотря на сожаление моих болгарских друзей по поводу того, что я приехал поздней осенью, я считаю, что мне замечательно повезло. Я увидел Болгарию в полном блеске осенних красок и неба и такую богатую и спокойную от только что собранного урожая, что никогда бы не смог увидеть ее такой в разгар лета.
Мне повезло еще и потому, что у меня были влюбленные в свою страну первоклассные проводники — писатели Ангел Каралийчев, Станислав Сивриев, Славче Чернышев, Серафим Северняк, Лада Галина, Веселин Андреев и другие писатели и поэты, а кроме того — десятки простых и приветливых людей — крестьян, рабочих, рыбаков, шоферов.
Пожалуй, никто не мог бы показать с таким искренним пафосом руины римского города Никополиса около Дуная, как это сделал единственный сторож этих руин — старый крестьянский дед Иордан. Он заслуживает отдельного рассказа.