Том второи

Неповторимо – непоправимо:

Незачем, незачем продолжать…

Утро.

Весна.

Прихотливым ворсом

солнце стирает бессонниц грим.

Девушка спит.

И ей снится способ

снова представить его живым.

Боль номер раз

(из записок психа)

"Мама! мне больно!

Мне больно, мам.

Снова туда, где весна крольчихой

перемножается по углам?

Снова туда? к этим бабам? Бабкам?

Их забивающим молоткам?

Снова туда, где любовь прилавкам

передарили,

как небу храм?

К лицам, проспавшим

свои рассветы?

К быту,

поросшему небыльём?

Мама, мне больно!

Прости мне это.

Мама, позволь мне забрать своё"

Боль номер два

Говорил – и сделал.

Внуков не станет – лишил лица.

Выбрал веревку:

ее пределы

были изучены до конца.

– сделал-что-мог?

– ничего-не-сделал!

Сделал из не – негатив всего.

Жизнь проскочила в партер пантерой.

Жизнь за семестр прошла его.

Жизнь поживает – а он изучен

амфитеатром врачей – расстриг.

Жизнь зачеркнула короткий случай,

ради которого он возник.

Боль номер три

Перемотка кадра.

Лампа.

Зеленая.

Десять лет.

Муж.

Телевизор.

Детей эскадра.

А между книгами сжат портрет.

Мало кто помнит…

Она глядела:

Раньше – под вечер.

Теперь – раз в год.

Раз и в земле не осталось тела,

кто фотографией будет горд?!

И не осталось…

осталась – старость.

И ностальгия – напиться в дым.

Как это просто:

– разрезать парус

– выкинуть шмотки

– запить другим.

Как это просто:

– забыть

– забыться

Выпрыгнуть замуж на всем ходу.

И дорогому свето-убийце

красных цветов приносить руду.

Как это просто:

прийти к могиле

долго молчать

уходя,

спросить:

– Милый, зачем ты…

– зачем ты, милый…

– Просто оставил меня не-жить.

18.30-21.20 2 июня 2007

Моя революция

(летопись со вступлением, сном и двумя голосами)

(Вступление)

"Души прекрасные порывы..."

Души их, будь они неладны.

От макрослез до микровзрыва!

От кладбища – и до казармы!

Кому нужна, скажите ради...

твоей духовности эмблема:

зачем в отбеленной палате

неврастения в стиле эмо?!

Для статистического уха –

реклама порно или "мыла".

– В стране, где желудей до брюха,

ничто не вечно, кроме рыла.

(Сон)

"И скучно, и грустно, и некому ру... "-жья отмыть

от пота ладоней,

от запаха мертвых низовий.

Как это просто:

– найти

– навести

– удалить

выпачкав буфер обмена случайной кровью.

– Не спать на квартирах

– На кухнях готовить напалм

(Троцкий, Нечаев и прочие скальной породы).

Скучно и грустно.

Мечта превращается в спам.

Снятся

и снятся

и снятся

ее переводы.

Твой страх расширяется в венах уже по часам.

Складки на лбу

как билет в проходную Харона.

Можешь помочь –

помоги неживым небесам.

Можешь стрелять –

застрели себя первым патроном.

(Внешний голос)

Чем ни заводят речь,

речь производит стресс.

Мысли бегут навстреч...

нищих и поэтесс.

То, что сегодня тлен,

копоть, потеха, хлам,

завтра сдается в плен

умным профессорам.

Вечность в доспехах кож

снова пошла на лад.

Вечность кидает в дрожь.

Где же ее Де Сад?

Вечность играет в мат.

Стоит ли жить медле…?

Каждому – автомат.

Каждому – по петле.

(Внутренний голос)

"…Прости, я не верю в детские автоматы,

не верю в героев, умеющих их собирать.

Если взорвать гексаген у витрины Prada,

люди не станут от этого не умирать.

Люди не станут от этого лучше (хуже?)

Твоя революция кончится в день суда.

Просто живи.

Обходи чудеса и лужи.

Правда не стоит...

Правда не стоит?

Да?"

декабрь 2007

Жил-был динозавр

Вот все говорят – динозавр. А вы подумайте, как тяжело им быть. Просыпаешься утром, идешь в ванную, смотришь в зекрало и понимаешь – динозавр. И симпатичный вроде бы – чешуя зеленая, ноздри серебристые, а все равно что-то смущает.

Моего динозавра звали Митя. Лично мне нравится. Но ему абсолютно не нравилось – динозавра следует называть, гордо, пафосно – Рекс, Стаут, Макс, Линдер или в крайнем случае Дуглас. Но звали его все-таки Митя, его будильник срабатывал в 6 утра, на обед он ел еду с кефиром, на завтрак – кофе с молоком. Неважно, кем он работал и на что у него не хватало воли. Важно лишь то, что ему было страшно одиноко. Очень-Очень. И страшно и одиноко. И даже больше страшно, чем одиноко.

Время ползло, ноздри серебрились. И он уже начал подумывать, задумывать, задумываться.

И купил себе друга.

Поскольку Митя был не очень состоятельным динозавром, то и друг у него приобрелся не слишком новый. Можно сказать, несколько поношенный, но все-таки друг. К сожалению, обыкновенные динозавры так устроены – вечно им чего-нибудь недостает. То мобильника, то витаминов, то видеокарты. После покупки друга Мите захотелось любви. Конечно, иногда ему удавалось достать немного любви, но не больше полутора килограмм. Деньги заканчивались, любовь не обновлялась – и это наводило Митю на неприятные ассоциации. Нет мартини, нет вечеринки.

А Мите хотелось, чтобы его любили – даже тогда, когда он плохо пахнет, даже тогда, когда к нему приезжают родственники…