Томление (Sehnsucht) или смерть в Висбадене

И еще очень точно ты написал о нашем теперешнем одиночестве, как о поиске новой жизни, новой любви. Всего два месяца, как мы в разлуке, а словно целая жизнь прожита, целая эпоха в наших отношениях, родной мой, спасибо тебе за то, что ты сказал мне о моем предназначении, ты замечательно сказал, а я – трусиха, я боялась произнести эти слова вслух или даже выразить на бумаге. Ты очень сильный и смелый (помнишь, ты сам говорил мне, „если боишься, значит, у тебя все получается“). Может, еще просто не пришло время перейти эту черту, за которой начинается новый человек, новое качество человека, за которой начинается гениальность. Мне кажется, должны соединиться в одной точке, в одном человеке и в одно время силы разных стихий, какие-то токи, энергии (я не знаю, как все это назвать, но я думаю, ты поймешь, что я хочу сказать), и некоторые из них не зависят от самого человека, от его воли, какой бы сильной она ни была. И в этом резонансе рождается, наверное, новое состояние души и духа, рождается гений. Значит, чего-то еще не случилось, это „что-то“ еще впереди.

А десять лет назад ты, действительно, „беззаботнее улыбался“, очень легкая у тебя была улыбка.

Твоя».

«Улыбка гения! Это – про отца. Мой отец – гений. Странно звучат эти слова. Но это общеизвестно. Моего отца изучают школьники на уроках литературы, а барышни плачут над его текстами до сих. Но я и подумать не могла, что такую сущностную роль в становлении, а точнее, в завершении гения моего отца сыграла мать. Эта скромная барышня, опоздавшая к своему рождению лет на сто».

«9 июля 1996 г.

Родная моя! Недоверие к себе и богу – два основных мотива моей жизни. Это и храм голосов моих, в который вошла ты.

Накладываясь, перебивая, вытесняя, оттеняя, и производя иные действия с психикой, волей, умом и душой героя – добираясь иногда и до духа, – два этих зайца поедают себя и внутренности геройские, превращая кожу изнутри в до блеска начищенное голенище. Можно выворачивать и надевать на чью-то нежную ножку. Так ведь такая небесная обувь сноса не знает.

У меня постепенно намечаются контуры дальнейшего движения. Частный бизнес со значительными оборотами и интеллектуальным предпринимательством, и профессиональная карьера, постепенно соединяющая журналистику с литературной деятельностью. Делаю, продираюсь, но до конца не верю в то, что все может получиться. Страшно. Господи! Я всего на свете боюсь. Страх особый, боюсь не за себя, боюсь разрушить привычный порядок вещей, не создав нового. Это страх создателя. Страх создателя, созидающего жизнь.

Ты будешь смеяться. Не все же только тебе рассказывать о приключениях!