Читаем Томление (Sehnsucht) или смерть в Висбадене полностью

Ксения вспомнила о давней истории, произошедшей с ней в Москве сразу же после женитьбы, еще до начала первой мировой войны. Во время концерта в филармоническом зале особой силой ее наделило существо из темноты.


Это случилось еще до всех событий, до Парижа, революций и даже войны, в год ее начала, в январе 1916 года на концерте, в большом зале консерватории. Когда они были впервые вместе в гостях у свекрови в Москве. Давали Чайковского, сочинение „номер двадцать три“. Произведение, пропитанное настроением радостного идиотизма. Захотелось спать, Ксения склонила голову на плечо мужу, и нечаянно уснула, скрытая тяжелой портьерой ложи.

Темнота сгустилась. Из нее начали проступать очертания неземного существа. Ксения не удивилась. Она встала, и вышла вслед за мерцающим существом в маленькое фойе с большим зеркалом и креслами, повернула налево, потом направо и вошла в пустую артистическую. Здесь послушно разделась, сбросив всю одежду на пол. Было невероятно тихо. Ксения видела лишь очертания существа, сотканного из красноватой пелены, в середине которой трепетал будто на ветру золотистый клочок, напоминающий сердце. Существо протянуло ей что-то, похожее на плащ. Ксения закуталась и подошла к зеркалу. Возникло ощущение, что плащ впитался в кожу без остатка, оставаясь зримым. Зеленый бархат всегда был ей к лицу. Они вернулись. Почему – они? Вылезший из сумеречного небытия зала, мерцающий фантом, – по форме существо напоминало голого Василия, – доплыл вместе с ней до двери ложи, и впитался в темную нежность зеркала, отражавшего все, что подходило к двери.

Вновь послышались радостные гиканья сочинения „номер двадцать три“, оркестр заученно вознесся, замолчал, солист тренькнул правой рукой последнее танцевальное па, клавиши квакнули и заткнулись окончательно. Овации – антракт. Василий ничего не заметил. Она и сама сомневалась в произошедшем – может быть сон?

Вечером долго Ксения ощупывала и разглядывала себя перед зеркалом в белоснежной ванной комнате – ничего. Никаких следов сна, никаких следов плаща на теле.

Но оказалось, что сон еще не завершен.

„Господи!“ – Тихо прошептала Ксения, повернувшись к зеркалу, – там все, как и прежде, все на месте. Но что-то с тенью. Тень не ее, точнее, с тенью что-то происходит: тень в вечернем платье, как в консерватории, и, хотя, кажется, повторяет все ее движения, но и живет своей жизнью. Вот, тень вытащила из складок платья веер – которого у нее никогда не было, вот тень с кем-то беседует, вот перед зеркалом поправляет локон.

Перейти на страницу:

Все книги серии Terra-Super

Под сенью Молочного леса (сборник рассказов)
Под сенью Молочного леса (сборник рассказов)

Дилан Томас (Dylan Thomas) (1914–1953) — английский РїРѕСЌС', писатель, драматург. Он рано ушел из жизни, не оставив большого творческого наследия: немногим более 100 стихотворений, около 50 авторских листов РїСЂРѕР·С‹, и множество незаконченных произведений. Он был невероятно популярен в Англии и Америке, так как символизировал новую волну в литературе, некое «буйное возрождение». Для американской молодежи РїРѕСЌС' вообще стал культовой фигурой.Р' СЃР±орнике опубликованы рассказы, написанные Диланом Томасом в разные РіРѕРґС‹, и самое восхитительное явление в его творчестве — пьеса «Под сенью Молочного леса», в которой описан маленький уэльский городок. Это искрящееся СЋРјРѕСЂРѕРј, привлекающее удивительным лиризмом произведение, написанное СЂСѓРєРѕР№ большого мастера.Дилан Томас. Под сенью Молочного леса. Р

Дилан Томас

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее