Читаем Томление (Sehnsucht) или смерть в Висбадене полностью

По дороге в Одессу я заехал в городок на реке Южный Буг. Город акаций и пирамидальных тополей. Здесь несколько недель стояла страшная жара, гораздо за тридцать, трава желтая, деревья словно осенние. Все неторопливое, выговор мягкий, неспешный, но грубый, лица некрасивые, часто добрые и сочувствующие, продукты очень вкусные и недорогие.

Люди чаще внешне очень нехороши собой и не гармоничны. Территория богатства вкуса, мягкости характера, напевности и звучности языка и уродливых физических форм, неулыбчивости, даже злости. Люди слишком заняты собой. Зона безбожия.

Печально. Слабая улыбка печали блуждает у меня на губах.

На пляже меня встретил местный юродивый, первым делом мне сообщил, что „завтра будет Вторник“, и он был абсолютно прав, поскольку в тот день был Понедельник. И еще он высказал мнение, что надо всем вместе собраться и решить все проблемы. Лицо он имел безобидное, но в глазах выглядывала злость. Затем он ушел собирать еду по пляжу. Вечером я его вновь встречу, но говорить мы уже ни о чем не будем, он брел какой-то испуганный и обиженный, без рубашки, в которой он ходил утром.

Через некоторое время за спиной я услышал песнопения „во славу господа Иисуса“, молитвы пела большая семья из семи человек во главе с матерью семейства, старательно пели дети, вытягивая шеи и подымая очи горе. Я видел подобное у корейских миссионеров, распространяющих протестантизм в России, которые собирают своих сторонников и поют те же песни и в том же ритме по многочисленным временным квартиркам и домам, превращаемым в вечерние храмы.

И дважды за день я останавливал взгляд на двух барышнях, только вечером понял, почему: у них были какие-то твои отдельные черты; я автоматически ищу в окружающем мире тебя, видимо, подсознательно никак не могу смириться с тем, что тебя нет, похоже на то, как грудной ребенок ищет глазами, где же его мать, а не найдя, обиженно надувает губки, затем плачет. Но у меня слегка иная реакция, я злюсь. Ибо хочу тебя. Невыносимо жить раздельно. Не хочу далее следовать умному принципу долга. Надоело. Как же надоела мораль.

Кричат чайки, и время от времени вонзаются в воду: без звука, почти без остановки, переворачиваются в воздухе и срываются вниз. Если повезет, что-то быстро заглатывают, скрываясь на мгновение под воду, выскакивают кряхтя, и отправляются в вечное, тупое парение над серой водой.

Вечером. Мягкий пастельный закат. Розовая ткань тишины накрыла воды реки.

Перейти на страницу:

Все книги серии Terra-Super

Под сенью Молочного леса (сборник рассказов)
Под сенью Молочного леса (сборник рассказов)

Дилан Томас (Dylan Thomas) (1914–1953) — английский РїРѕСЌС', писатель, драматург. Он рано ушел из жизни, не оставив большого творческого наследия: немногим более 100 стихотворений, около 50 авторских листов РїСЂРѕР·С‹, и множество незаконченных произведений. Он был невероятно популярен в Англии и Америке, так как символизировал новую волну в литературе, некое «буйное возрождение». Для американской молодежи РїРѕСЌС' вообще стал культовой фигурой.Р' СЃР±орнике опубликованы рассказы, написанные Диланом Томасом в разные РіРѕРґС‹, и самое восхитительное явление в его творчестве — пьеса «Под сенью Молочного леса», в которой описан маленький уэльский городок. Это искрящееся СЋРјРѕСЂРѕРј, привлекающее удивительным лиризмом произведение, написанное СЂСѓРєРѕР№ большого мастера.Дилан Томас. Под сенью Молочного леса. Р

Дилан Томас

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее