Томление (Sehnsucht) или смерть в Висбадене

Сегодня воскресенье. С утра ходила на службу в тот греческий храм, о котором я рассказывала тебе. Сначала разболелась голова: от жары или от нескольких часов громкой непонятной речи. Но потом стало легче, отступило немного мое наваждение: уже не пылают без причины щеки, не звенит острыми нотками голос. Какая-то спокойная, ровная усталость. Может, это от того, что так нещадно палит солнце. Невозможно выйти на улицу, ездить на транспорте. Спасает то, что этот дом всегда хранит прохладу. При другой погоде у меня вечерами мерзнут ноги и как-то неуютно-зябко бывает, а сейчас хорошо.

Вот не выдержала – позвонила тебе. Потом пошла плавать и все думала о нашем разговоре, о встрече. Некоторое время назад я немного сомневалась в себе: а не выбъет ли эта встреча у меня почву из под ног, на которой я еще только неумело, неустойчиво балансирую? Как я буду потом? Но сейчас я уверена – где бы мы ни встретились (здесь или в России), это только поможет мне, наполнит меня новой, живительной энергией, придаст новые силы. Хотя, конечно, это будет и новым испытанием, но оно мне по силам. Я знаю, что должна пройти свой путь и не могу никуда свернуть или сбежать обратно. Как и ты свой. И от того, что ты дальше от меня, мне нисколько не легче осваивать эту жизнь. Я все равно живу тобой, где бы ты ни был. Просто такое чувство (это нелепо может быть, но так я ощущаю), что нужно убедиться, проверить наяву: увидеть глазами, услышать близко-близко от себя, почувствовать кожей, руками, спиной, задницей, промежностью и грудью, животом, губами, каждой частичкой себя почувствовать, что, да, все именно так, как в письмах, разговорах. А потом можно жить дальше: трудиться, учиться, добиваться новых высот. А деньги – да, какая же это мерзкая штукам! Как незаслуженно много они могут давать и как незаслуженно многого может лишить их отсутствие. Но ничего, всегда можно что-нибудь придумать, только, пожалуйста, не отказывайся от моей помощи, от этих денег, которые могут помочь нам увидеться. Вместе у нас ведь все должно получиться. Правда? Я же люблю тебя, я так люблю тебя. Пока. Будь осторожен.

Целую тебя, нежно-нежно, в самые губы».

«Будто в самые глаза меня поцеловали мамины губы, сквозь годы и губы отца, доставая меня во времени и пространстве. Будто тайну времени какую знает мама, разрушая своей любовью законы, жанры, пространства и времена. Я более не жду маминых приписочек, я жду старых писем. Я вся в нетерпении, что же там дальше? Куда меня ведет их чувство?»

«7 июля 1996 г.

Ночь, дело к утру. Мы чудно поговорили с тобой на Страстном бульваре, на земле которого осталась распластанная лужа женской мочи, исторгнутая из раскоряченного женского тела.