Читаем Томление (Sehnsucht) или смерть в Висбадене полностью

Нет ничего прекраснее любви, нет ничего прекраснее свободы жизни, нет ничего прекраснее ненависти, нет ничего прекраснее разлуки, нет ничего прекраснее встречи и нет ничего таинственнее страсти. Все движется страстью.

Странно, подумалось о том, что с каким же тщательно скрываемым внутренним осуждением отмечены в истории человечества сексуальные гиганты: самый известный типаж – Казанова. Такое осуждение – не более как тщательно скрываемая зависть. Эти люди занимаются тем же необходимым делом для продолжения и развития рода человеческого, что и врачи, политики, ученые, литераторы, ибо сексуальные гиганты открывают новые человеческие возможности, повышают уровень требований к человеческому существу, что позволяет совершенствовать человеческую природу, развивая и шлифуя ее в трудах за право быть лучшим, возбуждая стремление сравняться с настоящими и исторически известными сексгигантами.

Кстати, я изрядно загорел. И выгорели волосы. Наверное, сейчас я бы очень сошел за своего на улицах Кельна или какого-нибудь Стокгольма.

Мне кажется, я знаю, о чем ты думала некоторое время тому назад. Ты, наверное, начала думать о доме, о той привычке, которая человеку необходима, о привычном магазине, о привычном почтовом ящике, о привычных соседях, привычной дороге и привычной работе, привычной улице, привычном виде из окна, о тех привычках, спорадическое нарушение которых, собственно, создает необходимую атмосферу для комфортной бытовой и вместе напряженной духовной жизни, создает то ощущение, куда человек укрывается от всех баталий и всех проблем. Тебе хочется иметь свой дом.

Кстати. В той дурацкой истории с псевдофранцузом меня невероятно раздосадовало одно обстоятельство – почему ты не влепила ему пощечину сразу, почему ты не разозлилась тотчас. Значит, ты была нерешительна, значит ты была пассивна. Но этого же нельзя.

Милая, ты самая невероятная и самая любимая в мире дура. И любит тебя самый распоследний дурак. Храм сердца моего.

Я думаю, тебе нужно как можно скорее становиться самостоятельнее, начать зарабатывать деньги. Может быть давать уроки русского или финского языка, обслуживать русские, финские или какие-то еще экскурсии, брать переводы. Найди непременно работу, спи меньше, но, пожалуйста, стань как можно скорее самостоятельнее, это, кстати, прибавит тебе необходимой злости. Научись поскорее зарабатывать деньги.

Перейти на страницу:

Все книги серии Terra-Super

Под сенью Молочного леса (сборник рассказов)
Под сенью Молочного леса (сборник рассказов)

Дилан Томас (Dylan Thomas) (1914–1953) — английский РїРѕСЌС', писатель, драматург. Он рано ушел из жизни, не оставив большого творческого наследия: немногим более 100 стихотворений, около 50 авторских листов РїСЂРѕР·С‹, и множество незаконченных произведений. Он был невероятно популярен в Англии и Америке, так как символизировал новую волну в литературе, некое «буйное возрождение». Для американской молодежи РїРѕСЌС' вообще стал культовой фигурой.Р' СЃР±орнике опубликованы рассказы, написанные Диланом Томасом в разные РіРѕРґС‹, и самое восхитительное явление в его творчестве — пьеса «Под сенью Молочного леса», в которой описан маленький уэльский городок. Это искрящееся СЋРјРѕСЂРѕРј, привлекающее удивительным лиризмом произведение, написанное СЂСѓРєРѕР№ большого мастера.Дилан Томас. Под сенью Молочного леса. Р

Дилан Томас

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее