Тонкая линия

Расправа, столь обычная в те старые добрые времена, когда жестоко пороли даже будущих царей. Зажатый в руке прут взлетает, сейчас последует свист и сочный шлепок, затем визг жертвы, но неожиданно орудие наказания словно растворяется в воздухе и богатырский замах пропадает впустую. Садовник недоуменно оглядывается, оказывается сбоку стоит, словно, из-под земли вырос, матрос в выцветшей голландке. Незнакомец покачивая головой разглядывает розгу, насмешливое выражение на его лице словно говорит, что "ты бы братец мог шпицрутен и поменьше найти". Секунда, и описав дугу орудие наказания исчезает за высоким, выше роста человека плетнем забора.

Панфнутий Палыч с трудом соображает, вчера они с лакеем и дворником "приговорили" большое ведро яблочного вина, и сегодня с утра еще и водочкой опохмелились, где-то он этого наглого матросика раньше видел, но не все ли равно? Обида распирает буйную головушку и просит немедленного выхода.

– Ты чего кислая шерсть, совсем нюх потерял?! – пополам с перегаром вырывается у него, – Да я у самой енеральши Поповой служу…

Для ускоренного обретения утраченного обояния огромный кулак замирает в вершке от наглой физиономии флотского, сейчас он его проучит, сейчас, только… – Да я тебя-я – а-а-А-А…

* * *

Опять пришлось применить "непопулярные средства" для "приведения диалога в конструктивное русло". Разговора не получилось, садово-огородный цербер поскуливая и вполголоса ругаясь резвой рысцой удаляется прочь. Александр уже усвоил, что в этом мире кроме рабов и господ есть еще и третья категория, самая поганая – холуи, привилегированные рабы и слуги. Первый урок, как следует себя вести при встрече с этой публикой, буквально на днях преподнес ему Петрович.

Ездили они в интендантство, получить спирт и другое имущество, только Сашка отвернулся на минуту, и тут за спиной шум. На начальника "наезжает" какой-то деятель в расшитом золотыми галунами мундире, не там они, оказывается, припарковали повозку. "Сенсей" внимательно и спокойно выслушивает грязные оскорбления, примерно минуты две, и затем просто бьет обидчика в ухо. Такой развязки наш герой не ожидал.

– Нас же сейчас повяжут и в полицию потащат?

– Не изволь беспокоиться, этот дурень просто лакей купчишки-откупщика. Если "их степенство" захочет получить за "обиду", то я и ему отвешу, не жалко. А ты поди думал, что это генерал или вельможа какой? Так они не ругаются, а норовят сами ударить, как правило.

Подоспевший к разборке купец тогда связываться с ними не захотел, только скривил рожу и добавил своему ретивому слуге хорошего пинка…

Вот и этот бородатый хулиган сваливает, но спокойно удрать ему не удается. В толстую спину со смачным хрустом врезается зеленое неспелое яблоко, скулеж превращается в вопль, а рысца преходить в галоп, и оглашая матом сонную округу, бородач исчезает за углом улицы. Это еще что такое? Погода летная, что ли, фрукты и овощи сами летают? Оказывается, маленькая разбойница сумела высвободиться из плена, одежду малышей здесь, как и в далеком будущем, шьют на вырост, похоже она просто вывалилась из своего платья, крепко удерживаемого сучком забора. И вот кокетливо улыбается нашему герою, натягивая короткую рубашонку на исцарапанные коленки, прямо сама невинность. Нет, он ошибся, когда дал с первого взгляда девчонке, пять лет, в этом возрасте дети еще неуклюжи словно маленькие медвежата, скорее всего, ей шесть или семь. А что мелкая, так такое сложение, что называется "ростом бог обидел". Воспоминания снова захлестнули Сашку словно потоп, его детство босоногое, кузина Оленька в тот первый год, когда они с Леной таскали ее за собой, а чуть подросла, так пришлось уже догонять, такая шустрая стала. Он снял нехитрую одежду с забора, простой сарафанчик, такие же, только немного короче, носили и его двоюродные сестры, боже как давно это было.

– Вот тебе твоя одежка принцесса, давай ангелочек расправляй крылышки и лети, догоняй свою банду, – Александр попытался хлопнуть на прощание "чертенка" по тощей попке, столь удачно избежавшей контакта с розгой, но озорница ловко увернулась…