Тонкая линия

– Странно, – размышлял Лева, исподволь разглядывая новоиспеченного полковника, – Только семь недель, как он принял часть, а как уж во всем его окружающем – в его одежде, осанке, взгляде – видна власть, основанная не столько на летах, на старшинстве службы, на военном достоинстве и заслугах, сколько на богатстве полкового командира.

– Давно ли, – думал он, – этот самый Б-в кучивал с нами, носил по неделям ситцевую немаркую рубашечку и едал, никого не приглашая к себе, вечные битки и вареники! А теперь! Голландская рубашка уж торчит из-под драпового с широкими рукавами сюртука, десяти рублевая сигара в зубах, на столе шестнадцати рублевый лафит, – все это закупленное по невероятным ценам через полкового квартирмейстера в Симферополе. В глазах застыло выражение холодной гордости аристократа, которое говорит вам: "Хотя я тебе и товарищ, потому что я полковой командир новой школы, но не забывай, что у тебя 60 рублей в треть жалованья, а у меня десятки тысяч проходят через руки, и поверь, что я знаю, как ты готов бы полжизни отдать за то только, чтобы оказаться на моем месте". Как быстро хороший человек превратился в самодовольную скотину? Один росчерк пера в приказе его императорского величества и готово.

Пожав руки приятелям, Лев присоединился к шумной группе, составившейся из нескольких офицеров, игравших за соседним столом в карты. Между ними были тоже его знакомые. Красивый худощавый брюнет, с длинным, сухим носом и большими усами, продолжавшимися от щек, метал банк белыми сухими пальцами, на одном из которых был большой золотой перстень с гербом. Он метал прямо и неаккуратно, видимо чем-то взволнованный и только желая казаться небрежным. Подле него, по правую руку, лежал, облокотившись, седой майор, уже значительно выпивший, и с аффектацией хладнокровия понтировал по полтиннику и тотчас же расплачивался. По левую руку на корточках сидел красный, с потным лицом, офицерик, принужденно улыбался и шутил, когда били его карты. Он шевелил беспрестанно одной рукой в пустом кармане шаровар и играл большой маркой, но, очевидно, уже не на чистые, что именно и коробило красивого брюнета. По комнате, держа в руках большую кипу мятых ассигнаций, ходил плешивый, с огромным злым ртом, худой и бледный безусый офицер и все ставил ва-банк наличные деньги и выигрывал.

– Понтируйте, Михаил Семеныч! – кричит ему банкомет. – Денег пропасть, я чай, привезли?

– Откуда у меня деньгам быть? Напротив, последние в городе спустил.

– Как же! вздули, уж верно, кого-нибудь в Симферополе.

– Попытаться нешто, чем черт не шутит! и комар, бывает, что, знаете, какие штуки делает. Выпить только надо для храбрости.

И в непродолжительном времени, выпив еще 3 рюмки водки и несколько стаканов портера, Лев был уже совершенно в духе всего общества, то есть в винном тумане и забвении действительности, проигрывал последние 34 рубля. За маленьким вспотевшим офицером на грязном дереве стола мелом было записано 150 рублей долга.

– Нет, не везет, – сказал он, небрежно приготавливая новую карту.

– Потрудитесь прислать, – сказал ему банкомет, на минуту останавливаясь метать и взглядывая на него.

– Позвольте завтра прислать, – отвечал потный офицер, вставая и усиленно перебирая рукой в пустом кармане.

– Гм! – промычал банкомет и, злостно бросая направо, налево, дометал талию.

– Однако этак не пойдет, – сказал он, положив карты, – я бастую!

– Этак нельзя, Захар Иваныч, – раздались голоса, – мы играли на чистые, а не на мелок.

– Что ж, разве вы во мне сомневаетесь? Странно, право!

– С кого прикажете получить? – пробормотал майор, сильно опьяневший к этому времени и выигравший что-то рублей 8-10. -Я прислал уже больше 20 рублей, а выиграл и ничего не получаю?

– Откуда же и я заплачу, – сказал банкомет, – когда на столе денег нет?

– Я знать не хочу! – закричал майор, поднимаясь. – Я играю с вами, с честными людьми, а не с ними.

– Я говорю, что заплачу завтра, как же вы смеете мне говорить дерзости? – Потный офицер вдруг разгорячился.

– Я говорю, что хочу! Так честные люди не делают, вот что! – разошелся в конец майор.

– Полноте, Федор Федорыч! – заговорили все разом, удерживая майора. – Оставьте!

Но майор, казалось, только и ждал того, чтобы его просили успокоиться, для того чтобы рассвирепеть окончательно и бесповоротно. Он вдруг вскочил и, шатаясь, направился к потному офицеру.

– Я дерзости говорю? Кто постарше вас, 20 лет своему царю служит, и дерзости? Ах ты, мальчишка! – вдруг запищал он, все более и более воодушевляясь звуками своего голоса. – Подлец! Морду набью!