Тоннель

— Ноги стерла, — ответила нимфа и посмотрела старлею прямо в глаза, словно слышала все его мысли. — Я эти туфли сраные в жизни больше не одену.

— Он устал, — сказала мама-Пежо. — Его тошнило уже. Его вообще нельзя сейчас трогать, с ним даже шуметь сейчас рядом нельзя. Но кому-нибудь разве объяснишь. Такому ребенку все труднее, гораздо. Ему нужны особенные условия. И газированную воду он не пьет.

Тут она почему-то бросила убийственный взгляд на темно-синий Лексус, и лейтенант, оглянувшись, увидел за рулем знакомого бородатого попа. Того самого, который ночью стоял на коленях в проходе, крестился и бил поклоны. Поп вроде был трезвый, но выглядел плохо, гораздо хуже, чем накануне, и видно было, что никакой поход ему сейчас не по силам.

— Не пьет он такую воду, — повторила мама-Пежо. — Выплевывает.

— Почему выплевывает? — спросил старлей и вспомнил четыре литра родниковой «Черноголовки», которые оставил примерно в километре отсюда.

— Вкус незнакомый. А другой воды нет, — ответила мама-Пежо таким тоном, словно тоже откуда-то знала про эту брошенную бутылку.

— Они там договорились вроде, — виновато сказал старлей. — Чтоб еду на воду поменять. Подождать надо просто.

— Там у них в этой фуре одни банки, между прочим, — сообщила нимфа. — Баба мне одна рассказала, у ней муж накладную видел. Типа огурцы там всякие. Помидоры.

— Какая же это еда, — фыркнула мама-Пежо. — Уксус сплошной. Консерванты.

— Или горошек. Я бы целую банку, наверно, съела, — сказала нимфа мечтательно. — Сушняк адский.

— Он не будет это есть, — сказала мама-Пежо. — Не привык, даже пробовать не станет.

— А давайте я схожу, — заторопился старлей. — Посмотрю, чего там у них. Ну мало ли, вдруг там детское. Ягоды какие-нибудь. Варенье.

И горошек, продолжил он про себя. Ящик горошка.

— А варенье — тем более, сахар один. Он и свежие фрукты ест не все, — сказала мама-Пежо, но уже как-то благосклонней. — А ягоды только без косточек.

— Да, конечно, — сказал старлей. — Понятно! Без косточек.

Поп в Лексусе обмяк в своем кресле, закрыл глаза. Бедняга дед, подумал смертельно влюбленный старлей. Сидит там совсем один. Ему тоже надо поесть принести.

— А я черешню люблю, — нежно сказала нимфа. — И ананасы. Ой, точно, слушай. Посмотри там, а? Я пойду полежу, чего-то вертолеты прямо, — и, чуть пошатываясь, направилась к кабриолету.

Через минуту лейтенант уже мчался к грузовику — счастливый, позабывший и про доктора, и про хозяйку сеттера с ее клетчатым мужем, и про страшного человека с разбитым лицом, и даже про то, что бегать нельзя. Он представлял, как нимфа пьет прозрачный кисло-сладкий сок прямо из банки и как губы у нее тоже становятся сладкие и жгучие, и беспокоился только о том, растут ли в Польше ананасы. И если растут, не разберут ли их прежде, чем он доберется до места. ПОНЕДЕЛЬНИК, 7 ИЮЛЯ, 16:44

Промежуток между тремя и четырьмя пополудни в понедельник седьмого июля оказался в Валериной жизни едва ли не самым жутким. Хотя за шестьдесят два года эта самая жизнь изрядно его помотала и случалось с ним всякое, но всякое это было обычного свойства, как у всех, и Валеру нисколько не выделяло. А последний час прошел у него так, будто он попал в какое-то американское кино, причем самой гнусной разновидности — про то, как прилетают из космоса кровожадные пришельцы, из моря выходит чудище и ломает хвостом небоскребы или как падает с неба какой-нибудь метеорит и сжигает Вашингтон. Кино такое Валера не понимал и смотрел всего несколько раз, да и то в компании, когда неудобно было отказаться. Любил Валера «Семнадцать мгновений весны», «Место встречи» с Высоцким и сериал «Солдаты», а в ерунду про инопланетян и метеориты не верил. Она была ненастоящая, для детишек и дураков, и тратить на нее время было жалко.

И вот тут посреди и без того нелегкого дня перед ним открылась вдруг непонятная дверь в стене, причем в месте, где двери вообще никакой, конечно, быть не могло. А за нею все выглядело так, словно дурак здесь был именно он.

Тайник с оружием и костюмами радиозащиты, зачем-то упрятанный в стену в обычном автомобильном тоннеле, он еще как-то мог бы себе объяснить (хотя нет, не мог бы). Но тускло освещенный коридор заканчивался еще одной дверью, совсем не похожей на первую, которая сути своей уже не скрывала и на фоне бетонных стен смотрелась настолько чужеродно, будто вела совершенно в другое место. Например, на подлодку. Какую-нибудь секретную, военную, новой разработки. Или, скажем, в космический корабль. И оробевшему Валере подумалось вдруг, что мало ли. Раз такое дело. Вдруг на дне Москвы-реки и правда лежит этот самый корабль, и коридор выстроен специально, чтоб добраться до шлюза. Поэтому, когда космическая дверь поехала в сторону и за ней вспыхнул сильный яркий свет, Валера охнул, и отступил, и невольно выставил перед собой длинный шефов зонт.